Читаем Шпицбергенский дневник полностью

После еды в столовой ещё занимался переводом, не ложась спать, так как уже поздно было для сна. В восемь тридцать дозвонился в Лонгиербюен до Умбрейта и полчаса говорил с ним. Он сообщил, что сегодня в «Свальбард Постене» вышла статья-продолжение о Цивке, в которой уже наш консул его ругает. Очень хорошо. Теперь Цивка не может сказать, что и это я подстроил. Кроме того, сегодня у Цивки приём шахтёров. Говорят, что 150 человек подали заявления на досрочное расторжение контрактов. Это тоже весомый аргумент в пользу моих мыслей, высказанных Цивке. Вот такая невезуха у Цивки. Я попросил Умбрейта встретить двадцать восьмого и устроить на пару дней нашего Михайлова, улетающего в Москву тридцатого. Андреас, конечно, согласился.

После разговора по телефону пошёл в музей, где Старков вёл экскурсию для ботаников. Те пригласили нас попить с ними чай после нашего ужина, что мы и сделали. Чай, правда, так и не пили. Опустошили бутылку дурацкой водки под названием «Путинка», закусывая помидорчиками, огурчиками, сыром и апельсинами. Ни одного имени ботаников так и не узнал, хотя среди них были три женщины и один мужчина, помимо Димы, работающего уже здесь с неделю. Поговорили об археологии, о Шпицбергене и немного о других вещах. Так и завершился день.

24 июля, суббота

Утром попили чай с булочками, сдобренными маслом и сыром. Старков побежал в музей проводить экскурсию для туристов из Эстонии, прибывших и остановившихся у нас в доме по протекции Зингера. Я взял у Роскуляка компьютерную программу «Органайзер», долго с нею возился, но установить на компьютер не удалось, поскольку диск относится к числу котрапактов и потому некачественный. Пришёл Старков со своей экскурсии, показал ему, как заносить адреса и телефоны в адресную книгу, чем опять осчастливил его, и занялся переводом.

Пошли на обед, а оттуда я отправился встречать судно «Поляр Гёл», капитан которого должен был привезти мне от Умбрейта перевод статьи о Цивке. Однако фьорд весь забит льдинами, над которыми плывут неторопливо пёрышки тумана. Но судно появилось на краю поля и медленно стало его преодолевать, поворачиваясь то вправо, то влево, то почти идя в обратном направлении. Час шло через это ледовое поле. Я пожалел, что оказался без фотоаппарата. Любопытное зрелище, когда относительно небольшое судёнышко прорывается сквозь скопление весьма крупных льдин. А на причале собралось человек двадцать ребятишек нашего посёлка. Оказывается, у них на этот именно день было запланировано экскурсионное посещение норвежского судна.

После причаливания и выхода пассажиров я зашёл на палубу, встретился с капитаном и взял у него конверт Умбрейта. В это время детишки стали подниматься по трапу в сопровождении некоторых родителей, а потом с большим трудом спускаться на нижнюю палубу по очень даже крутой лестнице.

Маленькие боялись сами спускаться, а взрослые их подбадривали вместо того, чтобы самим пойти вперёд и помочь.

Я с письмом отправился к себе, положил пакет, взял камеру и пошёл опять в порт. Кадров на плёнке осталось мало, но я снял и детей, спускавшихся с судна и получающих на прощание по яблоку и шоколадке от норвежцев, и льдины, и судно, прорывающееся сквозь них.

Перед ужином зашёл к геологам на минутку, где Тебеньков Саша у говорил хлопнуть по рюмашке водки для аппетита, что и сделали. Потом поужинал и снова сел за перевод, но успел мало: пришёл Старков и пошли к нему на чай. Прочитал перевод статьи. А у Цивки, как мы поняли, уже есть и вторая статья. У нас пока нет. Так и завершился день.

25 июля, воскресенье

Проснулся нормально и увидел солнце. Погода стоит прекрасная. На улице относительно тепло. Выходил уже не в тёплом свитере, а полегче.

Старков тоже поднялся, и мы поспешили, чтобы успеть до одиннадцати позавтракать. Потом зашли к геологам, взяли бинокль и смотрели на западный берег, куда на лодке с поляком пошли Державин с Михайловым фотографировать остатки поселения Кокиренесет, где жили поморы. Там в земле занесены почвой основания примерно семи-девяти домиков поморов, то есть это было весьма существенное поселение. Старков собирается просить разрешение на раскопки в следующем году, аргументируя тем, что место подвергается разрушению. А я бы на его месте давно уже там копал.

В фьорде нашем льдов немного, но все они в устье, то есть в Исфьорде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза