Читаем Шпицбергенский дневник полностью

— Да, — согласился он, — прочитал, потому что я видел в прошлом году скромного писателя, и хотел прочитать, что он написал. Но вот другие берут и через двадцать страниц бросают, говорят… — тут он опять стал извиняться, но я сам добавил слово, которое он, может быть, хотел сказать:

— Ерунда?

— Нет, но не читают.

В это время из коридора, ведущего в бар, вышел парень помоложе и тоже прилично выпивший. Мой собеседник тут же решил найти подтверждение своим словам и, обращаясь к парню, стал гротескно говорить:

— Вот перед нами наш знаменитый писатель, а как ты относишься к его творчеству?

Выпивший парень, не знавший, о чём мы говорили, несколько опешил, но чётко сказал:

— Положительно.

Собеседника моего, как выяснилось чуть позже, звали Станиславом Ивановичем. Об этом его спросил два раза парень после обсуждения моей книги. Так вот этот Станислав Иванович в ответ на положительную реакцию парня сразу поинтересовался:

— А ты хоть читал его книгу?

— А как же, — прозвучало в ответ, — у меня дома лежат его книги. Я с Евгением Николаевичем давно знаком. Я в ГСВ работаю. Я был уже здесь в 1995 и

1996. Вы были же тогда здесь?

Вопрос был ко мне, и я ответил утвердительно. Парень впервые приехал сюда десять лет назад, когда ему было 27 лет. Станислав поинтересовался у него, заметил ли он какие-то изменения с тех пор. Парень, аж глаза вытаращил, говоря:

— Огромные.

— В какую сторону? — спрашивает Станислав, как бы выполняя мою работу, то есть, продолжая начатое мною. Парень в ответ принизил голос и ответил матерным словом, которое в переводе на нормативную лексику оз начало «в плохую». И продолжая отвечать своему вопрошателю, говорил:

— Люди были гораздо лучше. Отношение к ним было гораздо лучше. И всё было лучше.

Между тем, движение в бар и из бара почти не прекращалось, что вызывало моё любопытство — сколько же там народу? В какой-то момент разговора я сказал, что у меня много книг, что озадачило Станислава, и он сказал:

— Как так много? Я думал, вы писатель однодневка.

Пришлось его разубедить, сказав, что у меня три поэтических книги, книги рассказов, и другие. Он не очень уже дослушивал, что-то переоценивая в своей голове. Наконец, мы расстались на его словах, что хотелось бы ещё по говорить о романе. А я пошёл в бар.

Он так и остался неплохо сделанным заведением с десятком довольно уютных кабинок человек на шесть каждая и стойкой бара, которая, конечно, не отличается особым шиком, поскольку ни коктейлей, ни множества разных напитков здесь нет. Есть лишь водка, баночное пиво, сок да бутерброды и сыр в качестве закуски. Сюда можно приходить отмечать дни рождения и другие события. Потолок украшен цветными лампочками, создающими эффект шарма полутёмного помещения.

Никакой толчеи у бара я как раз не увидел, а ожидал. Все сидели по своим кабинкам, не торопясь разговаривали и потягивали взятые напитки. Вполне пристойно и, я бы сказал, приятно. Наши ребята сидели за углом, как бы в другом помещении. Отлили мне слегка из своих почти пустых уже стаканов, хоть мне и не хотелось, мы выпили, и вскоре они пошли в столовую, а я ещё прошёлся до фермы и обратно. Так в основном и завершился день.

Бельё ещё не высохло, но пора на боковую.

8 августа, воскресенье

Проснулся почти в одиннадцать. Старков заглядывал, но не стал будить. Поскольку он позавтракал без меня, то я пожарил себе яичницу, насорив туда кусочки сыра, и попил чай. Я едва успел немного попереводить, и пошли в библиотеку. Старкову нужно было найти атлас размером побольше и книги для чтения, а я понёс свои книги в дар библиотеке. Теперь у них есть три книги моего романа, три поэтических сборника и две книги рассказов. Восемь книг одного автора не так уж мало. Пообещал на следующий год в случае приезда привезти ещё дветри новых книжки. Но Лена говорит, что готова уехать домой, даже прервав контракт. Уже интересуется, во что это им может обойтись. А Лена, между прочим, жена Олега Костенко. Так что, видимо, и ему не совсем сладко здесь живётся и работается, если жена поговаривает о досрочном расторжении контракта, не смотря на то, что его отец начальник отдела кадров.

Пообедал в столовой (Старков не пошёл, оберегая желудок — приготовил себе бульон на кухне) и пошёл домой. По пути узнал, что бассейн закрыли на два месяца, чтобы поправить обсыпавшиеся плитки. Я таковых не замечал, но Цивка, видимо, заметил, раз дал команду закрыть бассейн именно в разгар туристического сезона и когда больше всего людей купается в бассейне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза