Шпоры на кроссовках

— Ты, МакЛохлэнн, можешь идти. У нас с вами дел нет. А этот чертов Глэнн останется и поговорит с нами.

Колька ничего не понял, но уловил взгляд Алесдейра, брошенный на его ковбойку и понял — что-то не то. Хотя что может быть «не то» в обычной черно-бело-красной клетчатой ков… БЛИН!!! Вот то и, что клетчатой!!!

— Пусть начнет объяснять с того, как это он перепутал рубаху и килт, — хмыкнул второй бородач, помоложе. Третий просто достал кинжал и обрезал им ногти, поглядывая на Кольку.

— Это мой друг, — Алесдейр вздернул подбородок и упер руки в бока. — Если это слово не понятно скотокрадам, спустившимся с северных гор, так я проговорю по буквам: д-р-у-г. Вам ясно, Кавендиши?

Колька мысленно взвыл. Юный шотландец не слышал и слыхом о психологии и улаживании конфликтов — он вообще на этот конфликт нарывался. Между тем старший из бородачей взревел:

— Скотокрады?! Ах ты, гадючье племя! Да это они угнали у нас двадцать голов скота, мы его три недели ищем на ваших равнинах, и тут такая удача! — уже без лишних слов церемоний он сгреб Кольку за грудки… и получил коленом между ног, причем Колька неожиданно для самого себя рявкнул:

— Да пошел ты!.. — и добавил: — Хобби, нафик, какое-то — с кем не встречусь, норовят морду бить!

Слева зазвенела сталь — кинжал Алесдейра столкнулся с кинжалом молчаливого Кавендиша. Третий схватился за оружие, он на его голове с треском разлетелась кружка, брошенная вскочившим из-за соседнего стола рыжеволосым англичанином, прооравшим что-то о шотландцах и их скверных привычках. Через три секунды — по часам засекай — дралась вся присутствующая публика. Мальчишки оказались в центре свирепой мужской месиловки, какие Колька видел только в кино. Краем глаза он заметил, что валлийцы повскакивали из-за стола и встали спина к спине, обнажив мечи, а уже в следующий миг Алесдейр тащил Кольку к одной из лестниц наверх — оттуда свесилось несколько физиономий, но никто не спешил спускаться. Мальчишки как раз начали вскарабкиваться по расшатанным ступеням, когда дверь позади распахнулась и внутрь вломились пол дюжины сержантов, использовавших свои луки со снятыми тетивами, как дубинки — лупили и правых и виноватых. Это напоминало репортаж несанкционированного митинга активистов движения «Свободу хомячкам!» — как их показывают по телику в мире… во времени Кольки. Мир один и тот же.

— Ты че не дал мне разбить рожу этому патлатому дауну с заточкой?! — вместо благодарности прошипел Колька, вырывая свою руку из пальцев шотландца. — Ты мне кто — нянька?!

Алесдейр от души захохотал. Сквозь смех произнес:

— Ты настоящий шотландец, Ник! Но я побоялся, что тебя зарежут — Кавендиши приняли тебя за Глэнна, я как-то не сообразил, что у тебя рубашка их расцветки… Да, и никакие они не МакДауны, ты ошибся. МакДауны живут на самом севере…

Колька задержал дыхание, закрыл глаза и заставил себя сосчитать до пяти. Потом развел руками:

— Проехали. Мы сюда залезли спать? А эти стражи порядка сюда не припрутся?

— Зачем? — удивился Алесдейр, зевая и потягиваясь. — Смотри, все уже закончилось.

Действительно, драка внизу улеглась после того, как наиболее активных ее участников — в их числе, к злобной радости Кольки, всех троих Кавендишей — выволокли наружу. Оттуда еще доносились вопли, но оставшиеся посетители успели рассесться по скамьям и вернуться к разговорам, выпивке и еде. Колька взглянул на место, где им предстояло спать, и тяжело вздохнул — на балконе была навалена солома, и на ней плотным рядом лежали люди разного возраста и разной национальности. Большинство не соизволили проснуться, храп стоял на разные голоса и спорил в навязчивости с тяжелой жаркой вонью: все запахи снизу скапливались под крышей.

— Мда, — сказал Колька. — А…

— Если бы у нас были деньги — можно лечь в отдельной комнате с очагом и постелью. Но денег у нас нет, — здраво объяснил Алесдейр и, подумав, добавил: — А вы, люди из Руси, привередливые. Отец Ян рассказывал, что у вас даже едят не только ложками, но еще и какими-то маленькими вилами, это правда?

— Правда, — буркнул Колька. — Давай ложиться уже, а?

— Давай, — согласился Алесдейр и разматывая свой плед, протиснулся вдоль стены куда-то в середину ряда спящих, где бесцеремонными пинками расчистил кое-какое место. Колька последовал за ним.

Солома здорово слежалась и попахивала прелым, но ее было много, так что лежать оказалось не жестко. Колька уже хотел было сообщить об этом Алесдейру, но язык не ворочался, и мальчишка даже не успел понять, что спит.

5

Перед носом у Кольки был крепко сжатый кулак — грязный и исцарапанный, но самый настоящий. Проснувшись, Колька уже с минуту сонно рассматривал этот кулак и размышлял о сложностях жизни, и том, до чего противно во рту и как сильно чешутся ноги выше кроссовок.

Когда эти мысли исчерпали себя, Колька перевернулся на спину и сел.