Мальчишки снова побежали. Страшный гомон позади не умолкал, только ширился, смешиваясь с лязгом, слышным даже тут — защитники все еще сражались… Перед мальчишками, схватившись за сердце, упала еще молодая женщина, несшая двух детей — те заплакали, теребя мать, она пыталась встать, но не могла. Не сговариваясь, Колька подхватил одного ребенка, Антонин — другого, женщину погрузил на телегу, запряженную быком, загорелый старик. Теперь бежали, одной рукой прижимая к себе смолкших малышей, другой — держась за борта. Бык, испуганный не меньше людей, наддавал, как гоночный болид. Колька отплевывался — волосы ребенка, не поймешь даже, девчонки или мальчишки, лезли в рот. Антонин тащил своего, посадив на плечо, и малыш удивленно вертел головой, оказавшись так высоко.
Колька даже не понял, что они оказались на территории храма — просто все перестали бежать, а неподалеку, над головами людей и скота, виднелись освещенные горящим у входа огнем колонны и крутая крыша. Люди продолжали прибывать, и Колька неожиданно понял: врагу же не понадобиться штурмовать храм. Что все будут есть и пить? Тут даже не присядешь…
Антонин куда-то подевался. Колька усадил своего спасенного на край телеги, поближе к матери, и решительным шагом, проталкивался между людьми, направился к храму.
Возле храма раздавали какое-то оружие. Изнутри слышалось тихое пение. Колька теперь сообразил, что как такового ВХОДА в храм просто нет — войти можно было с любой стороны между колонн, что он и сделал.
По стенам горели факелы. Женщина, закутавшись в белое покрывало с головой, сидела у ног статую в человеческий рост, стоящей на пьедестале из розового камня: юноша с луком в руках целился вверх. Колька не помнил имен греческих богов, да это его не интересовало.
На этом самом пьедестале и был закреплен большой металлический щит, отражавший в начищенной поверхности огни факелов.
Чувствуя себя вором, Колька на цыпочках прокрался мимо продолжавшей печальное пение женщины и обеими руками поднял щит, державшийся на специальном выступе…
Щит исчез.
…Антонина Колька нашел возле ворот — уже вооруженный, в легком панцире и шлеме, без щита, с дротиком и большим ножом, он вместе с другими воинами и ополченцами всматривался в то, как квартал за кварталом загорается Халкис. По дороге еще тянулись отставшие люди, несли раненых воинов.
— Вооружайся, там еще что-то осталось, — предложил Кольке Антонин.
— Я дурак, — ответил Колька и сплюнул в святом месте.
— Почему? — не понял Антонин.
— Потому что еще здесь, — исчерпывающе объяснил Колька. Антонин догадался:
— Ты нашел его?!
Колька кивнул. Он чувствовал себя погано и злился на себя за глупость. Ну вот что он тут торчит?! Собирается помочь всем людям вокруг? Как? Собирается погибнуть вместе с ними?! За каким пнем?!
— Я же тебе говорил, чтоб ты не шел сюда, — печально сказал он Антонину. Эллин засмеялся и подкинул дротик:
— Боги все видят, Николай. Может быть, моя судьба в том, чтобы погибнуть… Смотри, воины!
В самом деле — по дроге к храму медленно отступали спинами вперед эллинские воины. Они шли, сдвинув щиты и наклонив длинные копья, а лучники время от времени стреляли в двигавшихся следом мидян. Те, кстати, не очень и напирали, а потом вообще остановились. Остановились и греки — совсем недалеко от храмовых ворот, по-прежнему перегораживая дорогу. Часть из них, снимая шлемы и закидывая за спину щиты, устало побрела в храм.
— Почему не нападают? — сдерживая дрожь, спросил Колька и указал на мидян, которые потихоньку разбредались по окрестным улицам. Только некоторые продолжали торчать внизу, переговариваясь и поглядывая в сторону храма. Колька внезамно понял, что уже довольно хорошо все видит — светало. Из города продолжал слышаться лязг, крики и треск пожаров.
— Зачем им нападать? — один из воинов поднял шлем, сдвигая на затылок, и жадно припал к бурдюку с водой, который ему подали так почтительно, что Колька сразу понял — это офицер. — Нет смысла. В городе много легкой добычи, ни к чему лезть на наши копья. Это волчье отродье подождет, пока мы ослабеем от голода и жажды, тогда и возьмут нас голыми руками. А случится это скоро, — воин вернул бурдюк и печальным взглядом окинул множество людей в храмовом дворе. — Так что в недобрый час явились вы в Халкис, — добавил воин, и Колька сразу его узнал наконец: это он допрашивал их с Антонином на стене. — Эх, ведь Горные ворота и отсюда видно!
— Какие горные ворота? — машинально спросил Колька, с интересом следя, как несколько мидян натягиваю луки. Стрелы взлетели в небо, упали вниз — и где-то во дворе закричали люди.
— Вон там, в стене, — вторые ворота, они выходят на горную тропу, — воин указал копьем. — До них рукой подать, пять минут бега. В одиночку прорвались бы, если только мужчины… — он махнул рукой: — Да что говорить — с женщинами, с детьми, со стариками поползем, нас и зажмут на улицах. А бросить — не бросишь, как уйдешь от них? Боги не простят… Ты бы оружие нашел, македонянин.
Колька кивнул, продолжая рассматривать быстро светлевшую улицу. Потом жестом подозвал Антонина и взял его за плечо: