Шрам

Его советник, Джек Минноу, попросил мэра подождать несколько дней, окрепнуть, а потом о чуде возрождения объявили на площади. Жителей города охватила неистовая радость: исполнилось самое невероятное их желание! Любимый мэр перестал быть просто человеком, он стал чем-то большим, победителем, покорителем последнего врага человечества – владыкой над смертью.

* * *

Тания в смятении пытается что-то сказать, но Мел решительно поднимает руку. Это её история, и она расскажет всё до конца. Мы прикованы к месту, не сводим с Мел глаз, а в её зрачках отражаются языки пламени нашего костра.

* * *

Одного чуда, однако, было мало. Забавно, как быстро нечто удивительное и невероятное теряет блеск. Признания недостаточно, если вы жаждете поклонения. Сцену снова тщательно приготовили и призвали лучшего чернильщика Сейнтстоуна, чтобы сделать мэру татуировку. И когда все собрались на площади, мэр торжественно принял наказание за преступника. За вину было заплачено чудом. Однако и этой жертвы оказалось мало. Спустя неделю мэр снова предстал перед горожанами и предъявил новое чудо. Метка, при всех вычерненная на его коже вместо кожи преступника, бесследно исчезла.

* * *

Оскар резко втягивает воздух, и шипящий звук разрушает магию слов. Мел обводит нас взглядом – перед нами опять просто Мел, не рассказчица. Остальное она договаривает очень спокойно, как будто растолковывая непонятное друзьям:

– Его следующей жертвой должна была стать Леора. Я могу лишь предполагать, каким образом мэр собирался привлечь внимание к метке вóрона – знаку забытых. Ему помешали, план не осуществился, потому что общее собрание прервали. Случилось страшное: неизвестный вломился в дом и украл кожаные книги. Книга из кожи человека – символ вечно живущей души. Украсть такую книгу – всё равно что похитить человека. Уничтожить же её – всё равно что совершить убийство. Никто в Сейнтстоуне не способен на такое отвратительное преступление. Но есть и другие. И они могли бы решиться. – Мел впивается в слушателей острым взглядом. – Мы знаем, что это преступление – дело рук Саны, и пришли её остановить.

– Её нужно остановить, – усталым эхом отзываюсь я. – Новое учение Лонгсайта впервые за многие годы отвлекло людей от ненависти к пустым. Сейчас самое время искать мира.

Я вопросительно смотрю на Мел: в нашей истории ещё многое осталось невысказанным – её сны, пророчество сестёр, моя стремительно проявляющаяся метка. Однако она чуть заметно качает головой.

– Завтра мы пойдём в Фетерстоун и скажем всё, что сочтём нужным. Захочет ли слушать нас Сана – другое дело.

Некоторое время все задумчиво молчат. А потом Тания наконец кивает:

– Если есть хоть малейший шанс заключить мир, нельзя его упускать. Но Сана очень далеко зашла в своей ненависти. Мы знаем, на что она способна.

– И всё же мы попробуем, – отвечает Мел. Рассказчица сонно трёт глаза. – Леора, нам надо поспать, впереди много работы.

– Утром я сам отведу вас к ней, – поднимаясь, произносит Оскар.

Мел улыбается мне, хитро приподняв брови, и шепчет, когда мы вдвоём идём к нашей постели из веток:

– А он храбрый, твой Оскар.

Укладываясь спать, я с наслаждением позволяю словам Мел кружиться у меня в голове: «Твой Оскар».

Глава двадцать пятая

Ранним утром в лесу всякий путник – чужак. В рассветные часы острее всего чувствуешь, что человеку в чаще не место: здесь резко вскрикивают и выводят музыкальные трели птицы, бесстрашно скачут белки, а у тропинки неподвижно замерла лиса, дожидаясь, пока мы пройдём мимо, шумно протопаем ногами. Фазан не обращает на нас внимания, а сорока смело порхает над головами, и мое сердце бьётся быстрее под шелест её крыльев.

По пути Мел собирает тонкие, короткие веточки и складывает их в походный мешок. Когда мы переходим вброд реку, рассказчица передаёт поводья своей лошади Оскару и, будто не замечая удивлённых взглядов, зачерпывает воду ведром, которое прихватила у лесной лачуги Тании и Соломона. И дальше мы с Оскаром ведём в поводу лошадей, а Мел бредёт, покачиваясь под тяжестью ведра. Мы совсем близко, почти на месте.

* * *

Когда мы подходим к городу, Фетерстоун ещё спит.