Шрам

Флорин замерз, движения его замедлены. Он, поднимаясь, видит женщину, которая еще шевелится. Она слишком слаба, чтобы всплыть, но еще не мертва. Он поворачивает к ней в безмолвном ужасе и тащит ее за собой наверх, но, прежде чем они добираются до поверхности воды, движения женщины переходят в предсмертные судороги, и Флорин отпускает ее. Он вдруг понимает, что вокруг него повсюду происходит движение, что — насколько хватает глаз — идут на дно люди, что он не может им помочь, что они слишком слабы и уже не выживут. Куда бы он ни посмотрел, он видит их жуткие, отчаянные движения, и тогда он вдруг словно отчуждается от всего происходящего; перед ним уже не люди, хепри, какты, струподелы и хотчи, а лишь нескончаемое бессмысленное повторяющееся движение, медленное, направленное вниз, словно Флорин смотрит на медленно погибающих в струях дождя насекомых.

На поверхность он выбирается в спокойный миг — стрельба в самой гуще того, что было армадским флотом, на мгновение затихла. Он видит, как со страшным грохотом разламываются корабли, переворачиваются, извергая чад и пламя, шипят, погружаясь в холодную воду, увлекают за собой на погибель экипажи.

Флорин сопротивляется. Он не в состоянии думать словами. Вокруг него начинают рваться снаряды, и вода превращается в кровавое месиво костей и металла.

Воздух вспыхивает искрами. С кробюзонских кораблей летят иликтро-магические стрелы, катапульты метают бочки с едкой кислотой. Но теперь немногие армадские суда, хотя и потрепанные, наносят ответные удары.

Они выпускают снаряды размером с человека: те ударяются о борта кробюзонских дредноутов, вспарывают их, и металл расцветает рваными цветами. Кробюзонский флот оказался в радиусе действия пушек с деревянных кораблей, которые просачиваются между вражеских судов и палят. Снаряды оставляют вмятины на броне, пробивают трубы, разламывают в щепы пушечные лафеты.

Воздушная флотилия во главе с «Трезубцем» добралась до кробюзонского флота. Они начинают спорадическую бомбардировку противника — пороховыми бомбами, мехами с нефтью, которые раскрываются в полете и проливаются липким огнем, тяжелыми дротиками и ножами. Аэронавты ведут прицельный огонь по капитанам и канонирам врага. Жар от взрывов раскачивает дирижабли и уносит их в стороны.

Армадские корабли продолжают двигаться. Они стреляют и приближаются к врагу, взрываются, переворачиваются, горят, но продолжают приближаться, их экипажи упрямо ведут свои суда на дредноуты.

В воздух поднимается мельтешащее черное облако.

Кробюзонские маги, сконцентрировав энергию от аккумуляторов и своих собственных тел, оживляют стаю големов — неуклюжих тварей из проводов, кожи и глины, уродливых, топорно сделанных. Когти у них как спицы зонтика, а глаза пустые и прозрачные. Безумно хлопая жуткими крыльями, они взмывают в воздух. Они сильны, как обезьяны, безмозглы и настойчивы.

Они хватают армадских аэронавтов за колени, расцарапывают на них кожу, раздирают мышцы, разрывают на части баллоны, и те, теряя воздух, падают на палубы.

Големы тучей поднимаются с палуб кробюзонских кораблей и бросаются на пилотские кабины, на иллюминаторы армадских воздушных судов, разбивают стекла, протыкают ткань. Многие из них падают, пронзенные пулями и мечами, и они еще в воздухе распадаются на свои безжизненные составные части, но десятки големов остаются в воздухе, изматывая аэронавтов противника.

Воздух над сражающимися флотами кажется плотным, как вода. Он вязкий и тяжелый от пороховых газов из стреляющих пушек, огнеметов и катапульт, от теряющих высоту дирижаблей с пробитыми баллонами, от хищных големов, кровавого тумана и копоти.

Каждое движение исполнено жуткой медлительности, торжественной осторожности. Кажется, что каждый удар мечом или кулаком, каждая пуля, вошедшая в глаз и кость, каждая вспышка огня, каждый взрыв судна были заранее спланированы.

Кошмарная постановка.

Сквозь мглу Флорин видит днища вражеских кораблей и сотни окружающих их предметов — мечущиеся спиралевидные суда, одноместные подлодки из раковин гигантских моллюсков. Армадские субмарины рассеивают маленькие суденышки, пробивают железные борта дредноутов, выныривают из воды, как киты.

Внезапно Флорин оказывается на поверхности, в открытой воде, среди мечущихся рыболюдей Баска, принявших его в свои ряды. Он тянет щупальце и хватается за хитиновую поверхность одной из вражеских субмарин. Он видит маленький стеклянный иллюминатор, видит внутри человека, который с ужасом смотрит на него, думая, что сошел с ума и это дико орущее лицо ему только мерещится — лицо кробюзонца в воде, выкрикивающее ему проклятия на его собственном языке; вот это существо поднимает короткое оружие и стреляет в него.

Снаряд пробивает стекло и ударяет в лицо кробюзонскому моряку. Мощный зубец раскалывает ему челюсть, пробивает основание черепа и пришпиливает его к спинке сиденья. Флорин Сак смотрит на убитого им человека, нет, пока не убитого, потому что рот его еще дергается от судорог и ужаса, а море устремляется в пробитое суденышко и приканчивает моряка.