Но есть и другая, более существенная причина. Он не видит и не чувствует того духовного наполнения, какое вы находите в «Савитри»; для него в ней нет ничего, кроме внешней формы, которая кажется ему бедной, что естественно, поскольку внешнее есть всего лишь поверхностная часть целого, но всё прочее скрыто от его глаз. Если бы там было то, что он, возможно, надеялся найти в моей поэме – духовное видение как у последователя Веданты, устремленное за пределы нашего мира к Невыразимому, – тогда он, возможно, легче разобрался бы с ней, как со стихами Томпсона, или, по крайней мере, она была бы для него доступнее. Но в «Савитри» речь не об этом, или скорее это лишь малая часть того, о чем там говорится, но и она дается через космическое видение и восприятие мира, который по сути незнаком его разуму и душе, а также его чувственному опыту. Два отрывка, им разбираемые, не могут дать и не дают сколько-нибудь полного представления о сути видения мира в поэме, так как первый есть незнакомый символ, а второй в том виде, как он взят здесь, вырванный из контекста, – случайная изолированная деталь. Но даже если бы у него для анализа были отрывки более выразительные и более ясно раскрывающие суть, я не думаю, что ему это помогло бы; взгляд его всё равно по-прежнему скользил бы по поверхности, улавливая лишь рассудочный смысл или внешние ощущения. Вот такую причину его неприятия поэмы мы можем здесь, по крайней мере, допустить, если, как мы считаем, в поэме вообще есть какой-то смысл; либо нам придется удовлетвориться ссылкой на личностную несовместимость и на правило