Штиллер

На ранчо меня ругательски ругали.

Объяснить Джиму толком, что я там увидел, было трудно, даже невозможно, при скудных моих познаниях в геологии. Я рассказал ему про известковые скалы, про удивительные их размеры. Он не верил мне, считал, что я преувеличиваю, однако дальнейшие исследования пещер показали (в наши дни туристы добираются туда автобусом из Карлсбада, штат Нью-Мехико), что большой зал имеет в ширину шестьсот футов, в длину — более километра, высота его — триста пятьдесят футов, и находится он на глубине семисот футов под землей, причем это еще не самая нижняя пещера. Когда-то, давным-давно, иссякла подземная река, размывавшая эту гору; отчего она иссякла, я не знаю. Вероятно, река была гигантская, во много раз больше Рио-Гранде, которая по сей день благонравно орошает долины окрест. Быть может, промыв впадину, река ушла еще глубже, быть может, климат изменился и земля не могла ее больше питать, не знаю, — так или иначе, река иссякла, а пещеры, тысячелетиями выдалбливаемые ею, остались пустыми и безводными. Обвалы увеличивали их. Обвалы повторялись снова и снова, пока не образовалась сводовая поверхность, сегодня каменной осыпи уже не видно, трещины заросли сосульками сталактитов. А дальше происходило следующее: капли дождевой воды с зеленой поверхности просачивались сквозь узкие щели и трещины в пустые пещеры и там испарялись. Начиналось второе действие — украшение пещер; при испарении вода выделяла известь. Так образуются сталактиты, что теперь свисают с потолка, а также сталагмиты, со дна пещер подымающиеся кверху, — гигантские известковые образования, по мнению геологов, возникшие пятьдесят — шестьдесят миллионов лет назад. Эонами называем мы эти отрезки времени. Человек, пожалуй, может вычислить их, но осознать, объять умом, представить себе даже в фантазии не в состоянии. Невообразимо, как выглядит то, что возникло и поныне возникает в пещерах — капля по капле накапливаются океаны, чтобы вычислить, измерить в миллиметрах развитие, рост каменных громад, едва ли хватит человеческой жизни. Джим, во всяком случае, мне не поверил, хоть я и рассказал ему только про первую пещеру, а чем глубже спускаешься, тем более причудливы, неправдоподобны и роскошны каменные поросли, свисающие г потолка, как алебастровые завесы, белые, желтоватые, взблескивающие в свете нашего фонаря, но не только завесы, целые готические соборы, перевернутые вниз головою, а дальше начинаются водопады из слоновой кости — немые, застывшие, словно время внезапно остановилось. А потом мы опять видим зубы акул, люстры, бороды, целый зал флагов — музей вневременной истории, классические драпировки греков вперемежку с хвостами нордических драконов. Все формы, что могут пригрезиться человеку, здесь повторены и сохранены в окаменелостях, видимо, навечно. И чем глубже спускаешься, тем пышнее прорастают кораллы со дна пещер; мы идем по лесам заснеженных елок, и опять нам является кобольд, а чуть подальше пагода, а возможно, мертвый версальский фонтан; все зависит от того, в каком ракурсе это видишь, потрясающая воображение Аркадия мертвых, Гадес, в который вступил Орфей. Нет здесь недостатка и в окаменелых женщинах, но кажется, что их медленно поглощают складчатые каменные вуали, вуали из янтаря, и даже любовь человека не в силах освободить этих пленниц, а в зеленом пруду плавают кувшинки, тоже каменные, конечно, ведь все здесь из камня. Внезапно возникают зияющие темные бездны, фонарь не может их осветить; бросишь туда камень, и мороз подирает тебя по коже, хотя отзвук падения давно уже заглох. Ты знаешь, что нет конца лабиринту, даже если чудом тебе удастся перейти через пропасть, и все же тебя тянет вперед, дальше… Согнувшись под целым пучком направляемых на тебя стрел, проходишь в покои никогда не жившей королевы. С ее трона дождем спадают мраморные кисти, облаком нависает над ним мерцающий балдахин. Здесь можно увидеть все: скульптурные фаллосы грандиозных размеров, они возвышаются ряд за рядом, между ними ступаешь, как по цветной капусте, держась руками за чьи-то горлышки, которые с одинаковым успехом могут принадлежать и птице и бутылке; растения, и звери, и сны человеческие — все собрано здесь в подземном арсенале метафор. Последняя пещера, до которой я добрался, не похожа на предыдущие: она вся филигранная — саркофаг с фарфоровыми лилиями, здесь уже нет скал, только сталактиты, гладкие, стеклянные, — орнамент более искусный и сложный, нежели арабский, тянущееся ввысь переплетается со свисающим вниз — мраморные джунгли, сами себя пожирающие, немые, не дышащие, точно вселенная, но подвластные времени. Это творение эонов тоже должно сбыться и отойти в прошлое, ибо все бренно.

Следующий раз я пошел туда с Джимом.