ШтольмАнна. Проказы Купидона (СИ)

Аннушка досадливо вздохнула, к окну подошла, нетерпеливо в темноту выглянула, прислушалась и огорчённо отвернулась. А ну, как случилось что страшное? Вдруг Якову беда грозит?

- Конечно, грозит, - поддакнула тётка Катерина, появляясь перед племянницей в ночном колпаке и нелепом халате в цветочек, - семейный скандал за то, что жену любимую дома оставил. Анна, кончай дурить и спать ложись, никуда твой супруг не денется.

- Да какой сон, - отмахнулась Анна Викторовна, - не до него сейчас…

За окном, наконец-то, раздался скрип снега, приглушённые голоса, среди которых любящая жена без труда узнала голос Якова.

- Яшенька! – восторженной девчонкой пискнула Анна и опрометью бросилась из гостиной на улицу, мужа встречать.

Выскочить в одном тонком домашнем платье на крепкий ночной морозец ей никто не дал, Яков поймал жену на пороге, крепко к себе прижал, утыкаясь лицом в пахнущие цветами волосы и мягко направляя обратно в тепло дома.

- Яша, - Анна Викторовна погладила мужа по щеке, провела ладонью по хранящему ночной холод пальто, - у тебя усталый вид.

- Розыск ничего не дал, - отозвался Штольман, не отрывая глаз от жены.

- А помнишь, в Затонске, когда убили профессора Анненкова, ты тоже пришёл поздно вечером, - Анна поцеловала мужа в щёку, стараясь лаской стереть следы усталости с его лица, - и тоже уставший.

- И тоже с цветком, - хмыкнул Яков, неловко доставая букет и протягивая его жене. – Знаешь, я каждый день готов повторять, что ты…

Платон Платонович, который старался тише мыши скользнуть наверх, дабы переодеться и смыть с себя навалившуюся на спину медведем тоску и сосущее чувство одиночества, оступился и громыхнул шпорой. Анна и Яков невольно вздрогнули и оглянулись, причём Штольман привычно прикрывал жену собой.

- Общайтесь-общайтесь, я никоим образом не намерен вам мешать, - примиряюще поднял ладони Платон, спиной вперёд отступая к лестнице. – Я уже ухожу.

Проводив брата взглядом, Яков повернулся к жене, обхватил её личико ладонями и выдохнул:

- Я люблю тебя, Анна. Ты нужна мне.

Аннушка спрятала закрасневшиеся от смущения щёчки на груди супруга, выдохнула чуть слышно:

- Я тоже тебя люблю, Яшенька, сильно-сильно.

Бывают моменты, которые становятся путеводной звездой для души, трепетно сохраняясь в памяти навсегда. Тихий, полный любви и нежности шёпот, мягкие пальчики, гладящие грудь, шелковистый завиток, щекочущий шею и безграничное, пронизывающее всё вокруг, словно солнечный свет, ощущение радости и покоя. Что ещё нужно человеку для полного счастия?

***

Яков Платонович хоть по делам служебным и имел доступ в прекрасное и коварное, словно дремлющая змея, высшее общество, светским человеком не был, предпочитая тихую размеренность спешке и суете. Аннушка, после опыта общения с князем Разумовским и Ниной Аркадьевной, тоже старалась держаться в стороне от ядовито-изысканных дам и внешне-обходительных господ, привыкших драпировать самые гнусные помыслы высокопарными фразами. У Платона же Платоновича горестное венчание, закончившееся смертью молодых, начисто вымело из головы всё, к трагедии не относящееся, а потому известие о венчании единственной дочери князя Горчакова стало для него, как и для брата с его супругой, новостью, о коей узнали они лишь за завтраком из газеты, посвятившей сему событию целую передовицу, да ещё и с разворотом.

- “Люди женятся, гляжу – не женат лишь я хожу”, - зевнул Платон Платонович, небрежно откладывая газету.

- “А кого же на примете ты имеешь?” – в тон ему спросил Яков, легко продолжая цитату сказки солнца русской поэзии.

Платон от столь скабрезного вопроса даже кофием поперхнулся:

- Типун тебе на язык, братец! Ты смерти моей хочешь, не иначе, я одну выберу, а остальных-то куда девать?

- Амуров меньше заводить не пробовал? Чтобы не разрываться потом на части, не зная, которую предпочесть.

- И-и-и, милай, - протянул Платон на манер старой нянюшки, - иные и между двумя не враз определялись с выбором. Нейтралитет всякий предлагали, а потом сами же его и нарушали.

Анна хихикнула, без труда определив, в чей именно огород прилетел камушек, и этот её звонкий смешок спас младшего Штольмана если не от расправы, то выволочки точно. Платон Платонович посмотрел в потемневшие, словно грозовые облака, глаза брата и поспешно вскинул руки, сдаваясь на милость победителя. Военному, конечно, капитуляция без боя чести мало несла, зато неплохо сохраняла жизнь и нервы.

- Всё, сдаюсь, не вели казнить. Я дурак, сам не знаю, что болтаю.

Яков глубоко вздохнул, мягко, без стука отложил вилку, согнутую дугою, и ровным тоном ответил:

- Извинения приняты.

========== Дело №2.4 ==========