Залы маленькие и большие, камерные ансамбли, знаменитые оркестры. И дирижеры. Своенравные и вдохновенные. Потрясающий Дэвид Луччи. Это было так смешно! Они играли симфонию для струнных и перкуссии в Карнеги-холле, долго репетировали. Он был настойчивым и строгим, требовал от нее полного подчинения, она подчинялась, но не ему – ритму. Он попытался за ней ухаживать после концерта, она сказала ему, что ее единственная любовь – это музыка. И ушла, не дожидаясь ответа, вернулась тогда в гостиницу совершенно счастливой, мыслей о нем не было – но завибрировавший мобильный напомнил о его существовании. Она отрезала: звонить не надо, пишите на электронную почту. Хотя она слышала определенные слова, они создавали звуковые волны, на которые Линда реагировала.
И он стал писать. Каждый день. Совсем коротко, просто как напоминание. Иногда – более распространенно и элегически.
Линда ничего не знала о стратегии напоминания о себе. Знала – но не в этой ситуации. В ситуации женщины, которой интересуется отпетый донжуан, она раньше не была.
Линда стала отвечать на письма. Тоже коротко. Потом она стала их ждать, чтобы ответить. Потом ее настроение стало зависеть от того, получила ли она письмо от Дэвида.
О лондонском концерте они договорились давно. И придумывали разные варианты свиданий. Писали, продолжая фантазии друг друга. Фантазии становились все интимнее и интимнее. Линда думала о Дэвиде ежедневно – просыпаясь и засыпая.
Единственная картинка, которую они не описывали друг другу – это
встреча в присутствии его жены. Хотя Линда знала о Полине, даже наводила справки. Но вчера…
Оказывается, все его письма – просто разрядка, виртуальная игра, не более. Он тоже не видел в ней женщину. Любопытство – да. Наверное. Как у того журналиста вчера на фуршете. Как некая диковинная аномалия, не более. Она никого не подпускала к себе именно поэтому. Не хотела праздного любопытства. Ей слишком трудно все давалось, чтобы служить потехой кому бы-то ни было. Но Дэвид казался таким искренним. И они так хорошо понимали друг друга!..
Линда внезапно поняла, что отомстит ему. Причем, так же изощренно, как он приучал ее к себе, заставляя себе поверить.
Она почувствовала, что хочет есть и позвонила, чтобы заказать завтрак в номер. Полдень – Линда просила подать как можно скорее.
Пора, давно пора прийти в себя. Она начала одеваться, раздумывая, как она должна выглядеть. Сегодня репетиция с Дэвидом.
Интересно – она добилась невозможного, работая без устали. И не может добиться такой малости, стать женщиной, о которой говорят как о желанной, победительной, загадочной, пишут восторженную чушь, которую она привыкла читать о тех, кто и внимания не стоит. Но за ними несутся толпы мужчин, о них слагаются легенды.
А наряды Линды принято считать мешковатыми и сделанными из занавесок. И газеты, коротко описывая, как она одета – тут же к месту или не к месту упоминают, что она выросла на ферме, в маленькой голландской деревушке.
Линда не любила дорогие украшения. Носила бижутерию, сделанная по собственным эскизам. Совмещение фермерских традиций Голландии с индийскими, африканскими мотивами. Полудрагоценные камни и кожа, дерево, иногда серебро – нечто такое, что запоминается. Фантастические колье и браслеты. Она была замечательным дизайнером. Она была интересной женщиной. Но, возможно, слишком специфической, чтобы привлекать.
Мужчины, так громко восторгаясь загадочностью, предпочитают находить это качество в женщинах, понятных им с первого взгляда.
Да, она пересилила глухоту, но эта победа сформировала в ней такую ни с чем несопоставимую внутреннюю силу, которая вряд ли ею осознавалась в полной мере, но окружающими всегда ощущалась. Как нечто пугающее и непонятное. К тому же, Линда очень сложна в общении – и не только из-за того, что не слышала. В любой момент могла сказать что-то очень колкое, в чем сама, кстати сказать, колкости не находила. Она легко могла обидеть, но еще легче обидеться. С ней лучше соблюдать дистанцию. То самое расстояние вытянутой руки, которое она предпочитала.
Стала хорошо известна ее фраза: «Я рада тебя видеть и буду рада видеть тебя уходящим». И это не сказано врагу, нет – это сказано дружелюбно. Так она выказывала расположение. Не всякий ее расположение соглашался принять. С ней с удовольствием играли музыканты, композиторы умоляли исполнить музыку впервые. Это гарантия успеха. Но ее боялись – боялись приближаться, и уж подавно боялись любить. Долгое время она об этом не задумывалась. Но теперь все больше и больше ощущала отсутствие настоящего женского опыта как главную проблему своей жизни.
И бриллианты ей подарил не любовник, не мужчина, упрашивающий о свидании. История ее уникального старинного колье с серьгами проста и невероятна.