Шторм

Ладонью вниз, туда, где соединились наши тела, чтобы подразнить её пальцем, ласкать пальцем спрятанную между складками кожи плоть. Оторвавшись от её груди, чтобы дунуть на влажный сосок, слегка приподнимаясь на локте и проведя носом по ее шее.

Двадцать три…двадцать пять…двадцать девять…тридцать.

— Ты вкусно пахнешь, маленькая.

Поднимаясь к уху, чтобы втянуть в рот нежную мочку.

Тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть.

— Посмотри на меня, Ами.

Застыв в сантиметре от ее губ, продолжая растирать её между ног и чувствуя, как начинает колотить самого в желании двигаться. В желании вонзаться в нее ритмично и быстро. И в дичайшей потребности наконец увидеть, как распахнутся ее глаза от удовольствия. Впервые в потребности доставить его женщине.

* * *

Его глаза… черный цвет словно помутнел и начал отливать синевой, как ночное небо, светлеющее перед рассветом. Или мне кажется от боли, которая вцепилась в меня там, внизу, где его плоть врезалась в мою, превращая это место в рану. Вытирает мои слезы, а я дрожу от напряжения, не соображая, что несет на кровать, укладывает на спину, нависая сверху, опираясь на сильные руки. И его голос… он становится другим, чуть выше и мягче. Отголоски нежности, или я сошла с ума? Мне кажется, я придумываю. Мой мозг издевается надо мной, но голос успокаивает и расслабляет, растекается по напряженным венам. И он хочет успокоить… Ему не все равно. Впервые осознать и почувствовать, что кому-то со мной не все равно.

И тут же забыться от того, как жадно сомкнулись на соске его горячие губы. Поддел его языком, и по моему телу прошлась судорога удовольствия. Там, где его неподвижная каменная плоть натянула мою почти до разрыва, что-то вспыхнуло, ослабляя натяжение и заставляя стиснуть каменный член и разжать в расслаблении и понимании, что не двигается… чтобы не причинить боль. А от кончика языка, дразнящего сосок, расходятся колючие паутинки наслаждения, рассыпаются по телу и обвивают клитор спиралью нового возбуждения. И в ту же секунду ощутить, как к нему прикоснулись, как осторожно потерли и тут же опалили сосок прохладой, заставляя все тело взвиться и изогнуться под Штормом, подставляясь ласке.

И снова голос, врезался в мозги, лаская их так же нежно, как и мою плоть. Нежность и он…несочетаемое и взрывоопасное, заставляющее сердце дрожать в новых эмоциях и желать ощутить снова вибрации его голоса.

«Маленькая»…Меня никто и никогда так не называл. Язык обводит контур моего уха, а я вся сосредоточена там, где палец выписывает круги по влажной плоти, и разрывающая наполненность только усиливает наслаждение.

Распахнуть глаза, когда хрипло просит посмотреть на него, и задохнуться от переливающейся с чернотой синевы, словно два цвета пытаются сожрать друг друга.

Замереть на секунду, когда сжимает сильнее дергающийся узелок, чтобы его разорвало от едкого и неожиданного оргазма. Тут же изогнуться дугой, сократиться вокруг его члена и закричать от того, насколько эта наполненность усилила удовольствие, в тысячи крат, так невыносимо, что меня начало подбрасывать в конвульсиях и болезненно-сладких спазмах, с этим ощущением быстрых сжатий его плоти внутри моего тела и собственного протяжного стона ему в губы, закатывая глаза и ловя ртом раскалённый воздух.

* * *

Оторвался заворожённый, чтобы смотреть, как кричит, любоваться тем, как меняется в этот момент ее лицо, как дрожит нижняя губа и становится темным её взгляд. Она не просто идеальна. Я не могу объяснить, только наблюдать за ней в этот момент и понимать, что это правда. Что она настолько красива, что на неё адски больно смотреть.