Шторм

«Маленькая моя». Каждый раз, когда говорил, по телу рассыпались мурашки восторженного счастья. Я никогда не была чьей-то, и никто никогда не был моим. У меня не было ничего своего. Даже я сама никогда не принадлежала себе у меня был хозяин-перекупщик Ибрагим. От одной мысли о нем тело сжимала дикая тоска, а сердце леденело от страха, что за мной придут. Рано или поздно найдут и потребуют отчета. Мне не простят предательства, не простят и заберут обратно в рабство. И это было жутко понимать, что рано или поздно все лопнет как мыльный пузырь, и на самом деле у меня ничего и никого нет и никогда не будет. Каждый раз, глядя на Шторма, я думала о том, что должна рассказать ему, кто я и зачем меня сюда прислали. Он ведь сможет защитить меня, сможет убить каждого, кто захочет причинить мне вред. С ним рядом мне некого боятся, с ним рядом я не боялась даже его отца, потому что Шторм был единственным, кто ни разу не дернулся от страха рядом со всемогущим и лютым Главой Нейтралитета. Иногда мне даже казалось, что он готов бросить ему вызов. Своему отцу. А еще я видела то, чего не замечал сам Шторм — Морт фанатично оберегал своего отпрыска и, когда тот не видел, пристально смотрел на своего сына и белесые глаза Главы в этот момент начинали отливать синевой так же, как рядом со мной глаза его сына становились цвета утреннего неба. Это ведь какая-то семейная тайна. Они что-то сделали со своими глазами. Но почему? Зачем? Я помнила фото их обоих. Одинаковые ярко-синие глаза, прозрачно кричащие о кровном родстве, громче, чем тест ДНК. Необыкновенно сочный цвет, не существующий у представителя ни одной расы, тем более у смертных. Только в природе. Цветы и небо. Цветы, синие как небо…Я видела их на картинках из мира смертных и сейчас представляла себе, как Сэм лежит на поляне, раскинув руки, а я у него на груди и ласкаю его смуглое лицо, покрытое легкой щетиной, лепестками синего цветка. Я не знаю, как он называется, но он ассоциируется только с Сэмом. Как бы я хотела иметь право называть его так не только про себя.

А сейчас у обоих жуткие глаза, и я не знаю, чьи пугают меня больше. Белые, выцветшие глаза отца или насыщенные чернотой глаза сына. Но она есть, та синева, она прячется где-то глубоко, там же, где и пряталась улыбка Сэма, там, где прятался его взгляд, от которого сжималось сердце и начинало обжигать глаза слезами от чувствительности и захватывающего дух восторга. На меня смотрит. Мною восхищается. Не так, как все эти плебеи, зависящие от воздействия чар моей расы. Иначе смотрит. И в глазах не только похоть, там есть нечто другое, нечто глубокое и сводящее с ума. Как то беспокойство, когда ворвался в замок демона, или жгучий интерес на тренировках.

И я завороженно обнажала настоящие черты, оттенки, грани, рисунки и эскизы души золотого мальчика, сына самого могущественного существа. Под сгустками ледяного мрака я вдруг нашла его настоящего. И впервые увидела его таким там, в той спальне, где стала ему принадлежать. Это было прекрасней, чем я могла себе представить, обжигающе до костей. Я видела мужские лица во время секса и после, я видела все оттенки самого грязного разврата, такого грязного, что даже самый изощренный маньяк не придумал бы более гадких действ, чем те, что происходили в домах агар. Но я никогда не думала, что мужчина может ТАК смотреть на женщину. Темно-синее небо, которое просочилось сквозь черноту и потянуло меня в себя так высоко, что от одного понимания, что это он во мне, на мне, смотрит на меня, ловя каждый мой вздох, я взлетела над самими звездами, когда мокрые, чувственные губы впились в мой рот. В это мгновение все его тело содрогнулось от наслаждения, рыком мне в рот, выдыхая кипяток оргазма мне в горло, кусая мои губы хаотично, как-то неровно, неумело и вместе с тем бешено, страстно.

И минуты растянулись на вечность…минуты после, когда он лежал на спине, тяжело дыша, и смотрел мне в глаза, и я все еще там над звездами. Не одна. Вместе с ним. Сплел пальцы с моими и улыбается…в зрачках, выступивших на фоне темно-синей радужки, мое отражение и чисто мужской триумф, а потом как взметнулся и закрыл от посторонних взглядов.

* * *

Он помогал мне одеться, как заправская служанка, стягивал вверх корсаж платья, поправлял подол, ласкал, ведя пальцем по коже и не отводя взгляда от моих глаз.

— Шелковая…

— Ткань? — не могу оторваться. От него невозможно. Словно взглядами можно целоваться, сплетаться в единое целое. Как это называется…вот это невыносимо болезненное ощущение в груди, когда хочется плакать и одновременно кричать? Как оно называется у смертных…ведь этому есть название.

— Твоя кожа…Ами.

Провел костяшками пальцев по ключице и поднялся вверх по шее к подбородку, провел по щеке, и я невольно закрыла глаза, наслаждаясь лаской.

— Как я…первый? Ты же агара.

Прислоняясь лбом к моему лбу и перебирая длинными пальцами мои локоны, пропуская их между фалангами, и рыжий цвет уже не кажется мне настолько отвратительным.

— Наверное, я была сделана только для тебя. И ждала, пока ты появишься в моей жизни.