Шторм по имени Френки

Что, если они закончатся на полпути? Я замру, как часы без батарейки? Всё станет как прежде, и я ничего не смогу делать?

Но потом, в момент ослепительной ясности, я вдруг поняла: моя ярость никогда не иссякнет. Достаточно оглядеться вокруг. Мой гнев будет продолжаться столько, сколько мне захочется. Как батарейка, которую можно заряжать снова и снова.

В конце я немного перегнула палку, сознаюсь. Мне вдруг очень не понравилась раковина в ванной на втором этаже. Понимаю, звучит странно, но просто поверьте. Она выбешивала меня. Во-первых, цвет не тот. А ещё… Да какая разница?

Просто раковина попалась под руку. А у меня появилась новая суперсила, и я хотела использовать её по назначению.

С помощью аварийного молотка, очень кстати висевшего неподалёку, устроив оглушительный грохот – лучшая музыка для моих ушей! – я добилась того, что раковина отделилась от стены. Когда поток воды хлынул из ванной, я смотрела на него, дрожа от восторженного удовлетворения. Было очень весело!

Я любовалась результатами своего труда. Вода стекала вниз по лестнице, сломанные абажуры свисали с потолка, а кучи рваного постельного белья валялись на полу возле покосившихся дверей шкафа и пробитых стен. А знаете, что самое замечательное?

Я наигралась всласть, но никто не мог заставить меня за собой убрать.

Позже, когда все туристы сбежали или были эвакуированы, я с важным видом прогуливалась по опустевшим комнатам, наслаждаясь новым ощущением власти и силы. Я чувствовала себя великолепно. Словно хрустящее стёганое одеяло, аккуратно расправленное на кровати, свежее и благоухающее. Выстиранное дочиста.

Под конец своего триумфального шествия я оказалась в прихожей, перед фотографией в рамке.

На долю секунды я забыла, кто эти люди на снимке.

Что за загорелый квартет на тюках сена и почему я разглядываю их?

Может, это моя любимая поп-группа или ещё кто?

Затем что-то щёлкнуло в голове, слова сами возникли на языке, и в порыве облегчения я произнесла их вслух:

– Мама, папа и Бёрди.

Ну, конечно, это они. Конечно. Я просто немного устала, вот и всё!

Чтобы отвлечься, я заглянула в книгу для посетителей.

Недовольных отзывов стало больше, чем обычно.

Никогда не вернусь сюда; внизу царит настоящий хаос и очень неприятный вайб.

Персонал напуган до смерти – с катушек они слетели, что ли?

Заказал довольно приличную чашку экзопомола в кафé, но когда мы уходили, в кабинете что-то загрохотало. Мы попытались узнать, что происходит, но дверь захлопнули прямо у нас перед носом. Непростительная грубость. НИКОГДА СЮДА НЕ ВЕРНЁМСЯ!

Вообще, дом рушится. Наверху случился потоп, видимо, какой-то ребёнок что-то сломал. Мы попробовали выяснить, что к чему, но нам велели уходить, хотя мы только что пришли! В следующий раз лучше потратим деньги на «Мир данных» в Ворт-Матраверсе, вот так-то, там всегда знаешь, что тебя ждёт (и парковка дешевле).

Я ухмыльнулась, прочитав это.

Последняя запись на странице была такой мелкой, что я с трудом разглядела её. Почерк корявый, дёрганый, будто нацарапали второпях.

Всего одно слово.

Там было написано:

34 Разговор

Через несколько дней, когда всё починили и отремонтировали, Дом с видом на море снова открыли для посещения. Туристам, которых я перепугала до смерти, дали скидку в кафé в качестве компенсации. Общественности скормили официальное объяснение: погром, который я учинила, вызван плохой сантехникой.

Я не очень-то стремилась к славе, поэтому ложь меня не возмутила. Я хотела только одного: чтобы ситуация изменилась. Чтобы к истории моей семьи проявили чуть больше уважения. Но…

… всё осталось по-прежнему. Те же комментарии, вздохи, бесконечная болтовня о том, что пора сходить за КуппаГрубба. А я так и осталась одна. Я могу разнести в щепки весь мир, но я всё равно буду совершенно одна. Ничего не изменилось.

И это злило меня больше, чем когда-либо.

На улице, в саду, я сердито глядела на толпы, выстроившиеся в очередь на обед. Я была в таком настроении, что мне было достаточно взглянуть на что-то, чтобы прийти в бешенство. Вот на это идиотское кафé, к примеру, на месте папиного сарая.

Я зашла через открытую дверь. Было самое оживлённое время дня. Длинные очереди. Уставшие, раздражённые взрослые несли подносы с мисками, тарелками, чашками и кружками.

Подносы с горами еды. Заставленные всякой всячиной.

Вы же понимаете, они сами напросились на неприятности.

Через некоторое время, запыхавшись и вымазавшись в еде с ног до головы, я наконец остановилась.

Не помню, в какой момент кафé опустело. Неужели это я сломала кофемашину, которая теперь жалкой грудой валялась на полу, выплёвывая струи пара и издавая тревожное шипение, или она сама случайно опрокинулась? Я смутно помнила крики, но не знала чьи – мои или чужие.