Шторм по имени Френки

– П-привет? – повторила я, запинаясь. – Помнишь меня? Френки. Э-э-э, полтергейст. Мы познакомились вчера в кафé.

Ноль реакции. Даже бровью не повёл. Только закусил нижнюю губу и уставился на ковёр. Как и все прошлые разы, когда я его видела.

Наша дружба умирала на глазах.

На мгновение мне показалось, что он быстро покачал головой. Налево, направо. Будто хотел сказать «нет». Или «остановись».

Я закатила глаза.

– Понимаю, – сказала я. – Ничего не ломать. Ясно. Я не буду, обещаю.

Но поведение Скенлона стало не просто грубым, а странным. Он принялся разгуливать по дому, всматриваясь в каждую щёлочку и в каждый уголок, демонстративно бросая вокруг нарочито пристальные взгляды и как-то странно, театрально крутя шеей. Ощущение было такое, будто я смотрю на плохую пантомиму.

Каждый раз Скенлон разочарованно качал головой и говорил: «Точно не здесь». Его папа вздыхал и говорил: «Ясно. Идём в следующую комнату». И вся эта странная сцена повторялась заново.

Я понятия не имела, что они ищут, но им явно не терпелось это найти. Может, им сходить в комнату для персонала и проверить стол находок, а заодно спросить, не завалялись ли у них хорошие манеры Скенлона?

Я слонялась по прихожей, всё ещё надеясь, что этот парень хотя бы напишет объяснительную записку в книге для посетителей, но он даже этого не сделал.

– Ну, пока, – сказала я с сарказмом, когда он уходил.

Весь вечер я ломала голову, что же произошло. Может, я сделала что-то не так? Или он передумал?

Стыд и смущение пронзали моё окоченевшее тело. Может, я должна была лучше вести себя в кафé? Например, сразу пообещать сделать то, о чём он просил. Или сдержать свои бурные эмоции. Может, я перегнула палку? Или ему показалось, что я… навязываюсь?

Они ещё дважды приходили на той неделе, и каждый раз Скенлон меня игнорировал. В конце концов я сдалась. Он мне надоел, надоело стараться растормошить его. Зачем он заговорил со мной в кафé, если собирался потом игнорировать? Да и зачем он вообще приходит? Он ни разу не улыбнулся, ни разу не порадовался своему возвращению. Даже неизменно любезные манеры Кролера дали трещину, и с каждым новым приходом он вёл себя всё более натянуто.

Зачем они приезжают сюда, если это их так расстраивает? Разве им больше нечем заняться на летних каникулах, кроме как бродить по плохо освещённому дому с трагическим прошлым? Я нахожусь здесь, потому что у меня нет выбора. Сотрудники находятся здесь, потому что им платят за это. Но ведь их никто не заставляет возвращаться. Почему бы не последовать примеру остальных туристов, которые приезжают только один раз?

А что касается их унылых физиономий, которые с каждым разом становились мрачнее и мрачнее, загадочного обмена краткими репликами о поисках непонятно чего, и того, как Кролер стоял, скрестив руки, пока Скенлон осматривал каждый уголок дома, – бессмыслица какая-то! Странно всё это!

Что же они пытаются найти? Если это так важно, почему Кролер не помогает хоть иногда, а взваливает всю работу на сына? Что же это за вещь такая драгоценная? Ещё одна уродливая футболка? Невелика потеря. Кого это волнует?

Почему они не уходят? Тогда я смогла бы забыть его постепенно, как забываю их. И всё стало бы проще и понятнее.

36 Кажется, я начинаю понимать

Был поздний вечер пятницы, в первую неделю сентября. До закрытия оставался всего час, и дом погрузился в тишину. Несколько посетителей ещё бесцельно блуждали по коридорам. Я сидела в своей комнате, когда услышала торопливые шаги на лестнице.

– Не бегать, – крикнула бородавчатая Эда.

– Простите, – сказал голос.

Через мгновение Скенлон появился на пороге, с трудом переводя дыхание.

– Добро пожаловать, – сказал По из угла комнаты, не отрываясь от своего блокнота, куда он записывал стихи.

– Здрасьте, – сказал Скенлон.

А потом посмотрел на меня, выпучил свои зелёные глаза и мотнул головой в сторону коридора.

Я чуть не вскочила, чтобы броситься за ним. Но тут же вспомнила, как он меня игнорировал целую неделю и как мне было больно.

Он снова пристально посмотрел на меня. Поджал губы и скорчил гримасу – это он так извиняется, что ли?

Слишком поздно, поезд ушёл.

– Заблудился? – спросила я. – Если ищешь ещё одного мёртвого ребёнка, чтобы довести его до белого каления, позволь порекомендовать тебе другое место. Говорят, местное кладбище очень популярно в это время года. А я занята.

Он поднял бровь.

– Думаю я. Тебе не понять, – сказала я.

«Пожалуйста», – проговорил он одними губами.

Я тяжело вздохнула.

– Ну, хорошо, – сказала я. – Надеюсь, ты не зря меня потревожил.

И я нарочито медленно встала с постели, наслаждаясь едва скрываемым нетерпением в его глазах. Мы спустились вниз и вышли в жаркий безлюдный сад.

Краешком губ он пробурчал:

– Я тут подумал… Может, ты хотела бы…

Неожиданно для себя я заметила, как у него покраснела шея, а затем и лицо.

– Может, ты хотела бы перекинуться мозгами в реале?

– Что-что? – сказала я.

– Перекинуться мозгами в реале. Ты и я. Сейчас.

– О чём ты говоришь?

Он смутился.