Шторм по имени Френки

Кролер напрочь игнорировал и мольбы Скенлона, и уговоры Бородавчатой Эды, что пора уходить, потому что они закрываются. Вместо этого он целеустремлённо, с блестящими глазами нажимал на кнопки своего прибора. Я рассеянно взглянула на него. Из прибора торчали консервные банки. Странно. Но моё внимание привлекло кое-что другое: лицо Кролера, точнее, как сильно оно изменилось. Про устройство я и думать забыла.

Потому что он больше не казался обходительным учителем географии, вовсе нет, – как мне вообще в голову могло прийти, что он мягкий и кроткий человек? Его глаза сверкали мрачной решимостью, и, чем больше Скенлон тянул его за пиджак, – безуспешно, – тем шире становилась его зловещая улыбка.

Тогда Скенлон, издав жуткий сердитый вопль, пнул устройство, на что Кролер, даже не глядя в его сторону, со всего размаху ударил сына по щеке. Хотя я видела ярко-красное пятно на его лице, парень не издал ни звука.

Я с яростью посмотрела на человека, который ударил моего друга, и вдруг мир стремительно сузился в моей голове, пока не осталось лишь одно желание. В бешенстве я схватила ближайшее, что попалось под руку, – коляску с пристёгнутым в ней ревущим младенцем.

– Да когда же ты замолчишь?! – заорала я и со всей силы швырнула коляску в сторону лестницы.

Нижняя ступенька сдержала её полёт, и она приземлилась на бок, колёса бешено вращались. Отец бросился к коляске и с посеревшим от страха лицом схватил ребёнка на руки.

– Мне так жаль, – начала Бородавчатая Эда, когда мужчина с малышом выбежал из дома.

Я снова подняла коляску и, восхищаясь своей невероятной силой, кинула её в стену. Все лампочки над нами вдруг одновременно лопнули, и прихожая наполнилась громким гулом, будто включили пылесос.

Скенлон всхлипнул.

– Папа, когда ты остановишься, наконец?!

Мир вокруг меня закружился, завертелся, и я почувствовала, как что-то тащит и тянет меня, засасывая и сжимая в узкую трубу, и вдруг я шлёпнулась на дно тесной металлической коробки.

Где подозрительно пахло тунцом.

– Что происходит? – закричала я. – Скенлон! Ты там? Помоги!

Через несколько мгновений до меня донёсся приглушённый звук – кто-то включил двигатель, – затем низкий непрерывный гул, похожий на автомобиль.

Позже – я потеряла счёт времени – заскрипели тормоза, открылась, а затем захлопнулась дверь, и Скенлон спросил неестественным, безжизненным голосом:

– Куда это положить?

– На склад, – сказал Кролер. – К остальным.

Часть III

40 Где я?

Меня подбросило в воздух. Раздался звон металла. Ещё одна дверь открылась и захлопнулась. Затем всё замерло, словно время остановилось, словно планета устала вращаться.

– Скенлон? – мой голос робко прозвучал в темноте.

Я вытянула руки во мраке. Пальцы нащупали холодные рифлёные стены. Я озадаченно принялась ощупывать их.

Где же я всё-таки?

Секунду назад я кричала на Скенлона и швыряла того малыша – меня кольнула совесть при мысли об этом – и вдруг, раз! – меня саму подкинуло в воздух, словно форель на леске. А теперь меня заперли в тесной жестянке. Без окон. Что было бы замечательно, если бы я была совсем мёртвой и подыскивала себе гроб, но вовсе не замечательно, если я полумёртвая и хотела бы хоть что-то видеть и двигаться.

Как это вообще произошло?

Неужели моя ярость каким-то образом переместила меня в другое измерение загробной жизни? Возможно, смерть – череда контейнеров, которые становятся всё меньше и меньше, словно матрёшки? Тогда что меня ждёт дальше? Спичечный коробок?

Или здесь творится что-то другое?

С тревогой я вспомнила необычный компьютер-пылесос, с которым возился Кролер во время моей истерики в прихожей. Почти сразу же после того, как Кролер нажал пару кнопок на дисплее, всё померкло. Неужели меня засосало в трубу и консервную банку? Ерунда какая-то! Эта труба что, проглотила меня? Я каким-то образом оказалась внутри компьютера-пылесоса? Точнее, внутри одной из висевших на нём консервных банок?

Я покачала головой. После смерти я, конечно, видела немало странного, например автобус, полный мёртвых детей и скучающего опекуна в загробной жизни, одежду из грибов, голограммы и людей, пьющих кофе из толчёных насекомых, но это уже слишком! Конечно, Кролер не сумел бы засосать меня, словно шарик пыли, и впихнуть в консервную банку из-под тунца. Взрослые бывают странными, но не настолько же!

Надо немедленно разыскать того, кто объяснит мне, что здесь происходит.

– Скенлон?

Я напряжённо ждала ответа. До меня доносились приглушённые звуки – музыка орала по радио, и, кажется, пробка вылетела из бутылки, – а Скенлон всё не отвечал. Единственный, кого я слышала, был Кролер, ликующий и торжествующий, будто у него вечеринка. Можно подумать, он выиграл в лотерею. И он повторял одну и ту же непонятную фразу:

– Я поймал редчайший экземпляр! Редчайший экземпляр!

За несколько секунд тишины, прежде чем он снова повторил эту фразу, я уловила другой, гораздо более тихий звук, идущий откуда-то снизу.

Кто-то плакал.

– Скенлон? – закричала я.

На одно краткое мгновение плач прекратился.

– Скенлон?