Штормовое предупреждение

От милиции при обыске были немолодой, явно из «бывших», одетый в штатское Лукьянов, который вёл протокол, и двое уполномоченных, – жёсткий латыш Лиепиньш и немного медлительный коренастый украинец Зубенко.

Присутствовали также двое бессловесных понятых (не выспавшихся, слегка перепуганных и ни о чём не предупреждённых жильцов третьей квартиры на первом этаже) и Гагик Мортиросов.

На решительный звонок с громким, нетерпеливым стуком в дверь («Откройте, милиция!») первой среагировала Муравская – она, не раздеваясь как следует, в тёплом халате, прикорнула было в гостиной на канапе.

Там же, на канапе, её и оставили, а Яковлева, который с некоторым опозданием выбрался из своей комнаты, тоже в тёплом халате, но поверх жилета и галифе, сначала обыскали, затем усадили на стул посреди гостиной и посоветовали «не рыпаться».

В кармашке яколевского жилета обнаружился небольшой свёрток.

– Ну вот, полюбуйтесь. – Лиепиньш развернул свернутый платочек и продиктовал для Лукьянова, который уже уселся за стол и начал писать протокол. – Серьги женские, золотые, с синими камешками, два перстня с зелёными камнями…

– Ваши? – участливо спросил Зубенко, обращаясь к Муравской.

Едва глянув, Мари подтвердила:

– Мои. Покойный муж подарил.

– Хорошо, едем дальше. – Лиепиньш положил украшения на стол. – Перейдём к обыску комнаты.

– Погодите, занесём в протокол, – попросил Лукьянов. – Итак, потерпевшая опознала свои вещи, а именно серьги, две единицы.

– Пусть она расскажет, как они ко мне попали! – воскликнул Яковлев и попытался встать со стула. – Она сама мне их… – И замолчал, усаженный на место железной ручищей бывшего портового грузчика Зубенко.

В это время из своей комнаты вышел небрежно одетый и весьма раздражённый Петровский. Ступил на шаг в гостиную и эдак начальственно вопросил:

– Что происходит, товарищи?

– Обыск, товарищ, – с издевательским равнодушием отозвался Мортиросов.

– Я, как ответственный работник ревкома, – чуть снизив накал, но всё ещё «начальственно» потребовал Пётр Саввич, – требую объяснений: что это за ночной налёт?

– Всё в свою очередь, – бросил, едва взглянув на него, Лиепиньш. – Не мешайте работать.

– Вы что, меня не узнаёте? – ещё снизив тон и с ноткой удивления, спросил Петровский.

– В эдаком виде? – насмешливо хмыкнул Зубенко. – Хоть бы кальсоны застегнул.

– Узнаём. Ну и что? – сжалился Лиепиньш. – Ты где проживаешь?

– Здесь. Комната три…

– Иди в комнату три и закрой за собой дверь, – приказал уполномоченный. – Вызовем, когда надо будет.

Петровский замялся, как-то не решая сразу, подчиниться ли или продолжить пререкания с бывшими недавно совсем товарищами-сослуживцами.

А в это время из его комнаты выглянула Пожарова, тоже не совсем одетая:

– Что случилось, Петя?

– Тамарочка, тебе сюда не надо, – только и сказал, поворачиваясь к ней, Пётр Саввич.

А Зубенко тут же поинтересовался:

– Оба-на! А это что за птаха?

– А это вас не касается, – резко бросил Петровский, чуть подталкивая в комнату Тамару.

– Разве? – вроде как поинтересовался Мортиросов. – Она здесь прописана?

– Это моя гостья и моя комната, я не обязан…

– Приказы надо читать, «ответственный работник». – В голосе Лиепиньша прозвенел металл. – Обязан ещё как.

– Петя, почему они с тобой так? – только и спросила Пожарова.

– Это ещё не «так», – холодно, если не с угрозой сообщил Мортиросов. – Соблюдайте порядок. Мы вас вызовем… Продолжим.

Лиепиньш, подождав, пока Петровский и Пожарова выйдут в «свою» комнату и закроют дверь, шагнул в яковлевскую спальню, вытащил из-под кровати чемоданчик и внёс его к свету, в гостиную.

– Разбираем дальше.

– Ценности опознаны и запротоколированы, – тем временем бесстрастно сообщил Лукьянов.

– Так я могу это забрать? – обрадовалась Мари и даже встала с канапе, чтобы подойти к столу.

– Что вы, гражданочка? – добродушно пояснил Лукьянов. – Это же вещественные доказательства. Только после суда, если дело будет разрешено в вашу пользу…

– Вот так вот, неутешная, – зло бросил Яковлев. – Посмотрим ещё, чья возьмёт! Я всё на суде скажу!

Тем временем уполномоченный открыл чемоданчик, отбросил сменку белья, рубашку, затем достал и раскрыл конверт in quarto.

– Так, смотрим дальше. Фотографии – 16 штук…

В конверте оказались разноформатные, иногда тронутые желтизной фотографии Яковлева с сослуживцами, в офицерской форме, – весь его боевой путь, от прапорщика Российской армии до подполковника Вооружённых сил Юга России. И наградные документы времен 1-й мировой, армий Юденича, Деникина, Врангеля…

– Так вот ты у нас какой… – только и сказал Зубенко, глядя через плечо товарища на фотографии.

А Лиепиньш, пока Лукьянов повторял, занося в протокол: «Наградные документы…» – раскрыл плоскую коробочку, лежащую на самом дне чемодана:

– Два ордена. Медали…

Яковлев ещё раз попытался вскочить – и вновь сел и сник, придавленный ручищей Зубенко.

– Красноармеец! – громко позвал Мортиросов. И приказал, когда солдат с винтовкой, дежуривший с тоже вооружённым напарником на лестничной площадке, вошёл из-за двери. – Увести в отделение.