Штормовое предупреждение

– Да у нас всё вроде ровно раньше, по службе, было, – чуть ли не извиняясь, выговорил Петровский.

– Ладно, на первый раз – но только чтобы! – сжалился Мортиросов.

– И начальнику я всё равно доложу, – пообещал Лиепиньш.

Разбор и подготовка полётов

Утром я провёл час в отделении милиции.

С Яковлевым переговорил накоротке; похоже, он предполагал мою причастность к ночному обыску. Но надеялся, – пока что не знал он о предстоящем переводе в ЧК, – что дело ограничится только наказанием за уголовку. Мол, не разберутся в милиции, кто он на самом деле такой. Выпытывать подробности его биографии было неуместно: излишние подозрения были мне ни к чему, тем более что в милицейской тюрьме могли оказаться его неизвестные контактёры, которые вынесут вредную информацию обо мне на волю.

С Мари, бледной и какой-то потерянной, я разговаривал немного дольше. К тому времени, переговорив со старым всезнайкой Лукьяновым, я уже знал, что в удостоверении личности Мари глазастый уполномоченный Лиепиньш обнаружил следы подчистки, и теперь эксперт выясняет, на какую фамилию оно было на самом деле выписано.

Лукьянову я говорить не стал, что знаю, какую именно фамилию обнаружит эксперт, а вот самой Муравской объяснил, что подделка документов замечена и стала главной причиной её задержания.

– Я боялась, что так и будет, – едва сдерживая слёзы, шептала Мари. – Сбежала с предыдущей квартиры, потому что там в доме начались обыски и аресты. Думала, что в квартире «своего» милицейского начальника меня не тронут, а уличные проверки – это так, уже проверяли не раз и никто ничего.

– Наказания за подделку документов избежать вряд ли удастся, – небезосновательно полагая, что Мари сочтёт это наименьшей из бед, сказал я. – Но мы приложим усилия, чтобы оно было не чрезмерно строгим.

– О, если б только за это, – переходя на французский, вздохнула Мари. – А если сопоставят мою настоящую фамилию с газетой…

– Какой ещё газетой? – воскликнул я тоже по-французски, искренне удивляясь, поскольку не знал ещё тогда о содержании всего изъятого при обыске и не предполагал, что подобный материал Мари могла сохранять.

Муравская, всё так же по-французски и шёпотом, сказала, что это за газета. И сказала, что «тот страшный армянин» – впечатлил её Гагик Мортиросов, – видел альбом с её семейными фотографиями.

– А если ещё узнают, что я работала при штабе французского экспедиционного корпуса… – продолжила Мари.

– Да откуда милиции это узнать? – получилось неискренне, но вроде убедительно. – Они же всё больше уголовкой занимаются.

Штаб французского экспедиционного корпуса… И явно не уборщицей там была Мари, с её-то биографией и знанием языка. Значит, в военном ведомстве или в Сюрте женераль наверняка сохранился её кадровый листок – или как там у них называется подобный документ. И вполне вероятно, что эффектная, артистичная и с прекрасными манерами младая вдова запомнилась галантным французским офицерам…

Надо было серьёзно подумать, что и как может пригодиться в дальнейшей работе.

А пока стоило провести её только по уголовной линии. Гагик должен был уже все изъятые при обыске материалы её и Яковлева, кроме вещдоков и удостоверений, привезти в Севастопольское уездное отделение ЧК.

По возможности старательно я объяснил Мари, какой линии придерживаться на грядущих допросах, когда экспертиза восстановит исходную фамилию на удостоверении. Посоветовал настаивать, что сама сделала подчистку документа, поскольку боялась носить фамилию офицера, казнённого во время Гражданской войны, – и ни в коем случае не упоминать о сотрудничестве с французами.

– Вы думаете, это поможет? – спросила Муравская по-русски.

– Очень надеюсь.

Не мог же я сказать Мари, что некий «общественный защитник» с неопределённым статусом сейчас же зайдёт к начгормилу Бойченко и с позиции особо уполномоченного ВУ ЧК проинструктирует, как вести и к чему привести следствие в отношении задержанной. А затем в Севастопольском уездном отделении Крым ЧК попросит Смирнова не привлекать пока Муравскую к ответственности по чекистской линии, поскольку намеревается использовать Мари в оперативной игре…

Все последующие полдня пришлось провести в оперативном отделе Севастопольского уездного отделения Крым ЧК. Сначала мы с Мортиросовым и Ломанидзе разбирали бумаги, изъятые в ходе ночного милицейского обыска. Вот тут-то я впервые увидел и семейный альбом Мари, и фотографии, иллюстрирующие боевой путь Яковлева от прапорщика до подполковника, его документы и награды. Непросто ему будет объяснять, на какого такого «однофамильца» были выписаны наградные документы и чьи ордена оказались в чемодане.

Затем посмотрели списки подозрительных лиц, выявленных по адресам и учреждениям, куда за время наблюдения совался Яковлев, и посмотрели списки установленных особ, с которыми он контактировал.

Ещё раз продумали, в каком направлении вести работу с Петровским, с тем чтобы он написал «правильные» письма в Константинополь.