Штормовое предупреждение

– Надо написать, что здесь полным-полно заговорщиков и что есть достойные люди на высоких постах, готовые оказать всякую помощь. Но не «злым дядям», конечно, – торопливо пояснил я, опережая реплику Евдокимова. – Не им, а монархистам, вэ-эс-ю, – но косвенно. Адресовать Стеценко, а он-то уж не преминет показать хозяевам. И так сделать, чтобы парни из разведслужб бывших союзников это непременно прочли и сделали «правильные» выводы.

– Твои предложения? – явно прикидывая варианты, спросил Евдокимов.

– У меня установлен хороший контакт с такой себе Ниной Лавровой, из Севастополя. Она работала переводчиком в английской миссии, когда те были в Севастополе, и даже близко знакома с женой посланника, леди Энн-Элизабет.

Евдокимов сузил глаза и холодно, нарочито растягивая слова, спросил:

– С таким послужным списком – и на свободе?

– За Лавровой всё чисто и с нашей, и с ненашей точки зрения. До освобождения Крыма не сотрудничала с прежними правительствами. И в Севастополе осталась, когда английское представительство перебралось в Батум.

Возможно, некоторую горячность моих слов можно было расценить не только как желание обелить своего контактёра и будущего агента, но и как свидетельство личной симпатии. Но Евдокимов, похоже, выбрал первый вариант.

– Так что эта Лаврова?

– Командируем её в Батум с письмами – чтобы передала их через консульство, к примеру. Тогда уж точно английская разведка узнает всё самой первой.

– Эту Лаврову… – думая на пару ходов вперёд, спросил Евдокимов. – Использовать «в тёмную»?

– Пока – да.

– И эти ваши «прелестные письма» передать через её знакомую, через жену посланника?

Я в очередной раз недооценил эффективность обучения в «тюремных университетах». Но было что-то ещё; и начальник сообщил, что именно:

– Прямой контакт с английским представительством – это хорошо. Но напрямую, просто так, соваться туда с письмами – нет, не поверят англичане. Нужен ещё ход.

Ожидалось продолжение. И оно последовало, хотя в первый момент я был даже несколько растерян.

– Вот, кстати, по Батуму. Там наш товарищ, уполномоченный от Внешторга Петерсен, связался с княжной Лаурой Кахаберидзе.

– Нам что – и моральным обликом внешторговцев озаботиться?

– Красиво сказал.

Интонацию его можно было расценить как осуждающую. Но у Евдокимова, я уже понимал, ворчливая интонация была чем-то вроде комплимента.

– Нет, эта Лаура, по оперативным данным, работает на английскую разведку, – продолжил он. – Или контрразведку, точно неизвестно. Но, по всему, вредная сучка – из-за неё провалены два наших агента.

– Нина пока не готова к разработке такого уровня, – по-своему оценив его слова, вступился я за Лаврову.

– И не надо. Я просто предупреждаю – чтобы эта княжна саму твою Лаврову не разработала.

– То есть, – схема будущей операции начали приобретать определённость, – вы советуете как раз эту княжну Лауру Кахаберидзе использовать для дезинформации английской контрразведки? Передать через неё письма, которые и она, и англичане наверняка вскроют?

– Где-то так, – всё так же мрачно подтвердил Евдокимов. – А эту твою, переводчицу, за которой «всё чисто», командируем по линии Внешторга. Не на базаре же им с княжной знакомиться.

Дальнюю аллюзию слов Евдокимова с комедией Цагарели[10] я уловил совсем не скоро. Только когда сам оказался ненадолго в Батуме.

Прямого поезда в Одессу, где меня ждали оперативники из ИНО, не было, пришлось ждать пересадки в Белой Церкви. Среди вокзальной и привокзальной публики я заметно выделялся, так что и милицейский, и военный, и чекистский патрули мимо никак не проходили. Но мандат от ВУ ЧК действовал безотказно. Даже слишком: те из ожидающих одесского поезда, кто крутился неподалеку во время проверок, стали заметно меня сторониться. В отдельном купе я доехал без приключений.

В Одессе не так ещё ощущалось приближение зимы. Я с удовольствием прошёлся по Преображенской до конспиративной квартиры недалеко от Морвокзала, где меня ожидали знакомые товарищи.

Пароход в Константинополь отходил только вечером, так что у нас хватало времени разобраться с документами и прикинуть план действий.

В инструктивном письме от Артузова уточнялось, что получить донесения необходимо от трёх наших «птичек», и указывалось, от каких конкретно, – по условным кличкам, естественно.

Заранее, ещё в Москве согласованная процедура контактов позволяла две встречи провести в один день и один вечер, ну а третью – на следующие сутки…

Константинополь я знал совсем плохо, но Златин, один из моих сопровождающих, когда-то провёл здесь половину своей недолгой жизни, так что находить заведения, в которых в назначенные заранее дни и часы обедали наши «птички», не составляло труда.

Я устраивался так, чтобы мы смогли хорошо видеть друг друга, но не за одним столиком. Делать какие-то знаки – вижу, мол, – не полагалось. Хватало и короткого обмена взглядами.

Но мне надо было чётко разглядеть в первом случае, сколько монет выложит визави на столик – это было указанием на время встречи, – и как лежат монеты: стопочкой, в линию или треугольником. Так обозначалось одно из трёх мест встречи.