– Мы наконец-то увиделись с Тамарой, и она мне всё рассказала. Про обыск и что было потом.
Нина уже свыклась с моим присутствием и пребывала в приподнятом настроении. Да и денёк выдался славный: солнечно и тепло, будто и не приближение Рождества. В Петрограде в это время если не мороз, то стылая слякоть и ледяной ветер, а здесь – голубизна бухты в обрамлении белокаменных равелинов, и голубизна открытого моря за ними.
– Слава богу, обошлось, и вам спасибо, что в милиции засвидетельствовали её личность, – продолжала Нина. – Так что только посмотрели документы, записали адрес проживания и отпустили. А что с Мари?
Не хотелось ни обнадёживать, ни сильно расстраивать Ниночку. Но и правду сказать о том, что Муравская пока что не стала давать стоящие показания о своих знакомствах среди французских офицеров и, соответственно, писать нужные нам письма, хотя и понимала, что сотрудничество с ЧК даёт ей шанс намного смягчить неизбежное наказание, – я не мог. Пришлось отделаться обтекаемым:
– Там всё несколько сложнее. Вы же знаете, что у неё с документами… Вроде уже экспертиза установила, что было до подчистки. Классово чуждый элемент – так это теперь называется. Да ещё какие-то сомнительные связи…
– Боже мой, – прикусила губку Ниночка. – Неужели её расстреляют?
– Нет, до такого не дойдёт. Не переживайте. В этом плане дело закончится благополучно, уверен. Без некоторых огорчений вряд ли обойдётся, но влиятельные люди обещали постараться, чтобы с нею не чрезмерно…
– Тогда я спокойна.
Непривычное мягкое тепло разливалось в груди от её взгляда.
– Всё у вас решается замечательно, – продолжала Нина и даже позволила себе откровенность, ожидаемую, но такую приятную: – Я благодарна судьбе за наше знакомство.
Впервые за время обеда она подняла бокал и вновь взглянула мне в глаза:
– Ваше здоровье, Алексей Степанович.
Красное каберне… Совсем не то, что «спирт из фляжки пить, трофейный».
– Можно просто – Алексей. Поверьте, я буду польщен, если мы сможем общаться как друзья, на «ты».
– Как скажете… – Похоже, Нина предпочла бы услышать нечто более значимое в ответ на свою откровенность. – Ты многое сделал, чтобы стать хорошим другом.
Я подхватил с улыбкой:
– Ты – хороший друг! – вот такую фразу мне бы приятно услышать от тебя.
Нина со смехом и облегчением повторила:
– Ты – хороший друг!
– Право же, буду носить сие звание с гордостью и честью! – сказал я искренне, но совершенно не высокопарно, скорее с чуть шутовской интонацией. – И сделаю всё, что в моих силах.
А Нина сказала серьёзнее:
– Я тоже буду рада… по дружбе… сделать для тебя что-нибудь хорошее. Хотя – что я могу? Разве что бесплатно заниматься с тобой английским…
Вот и повернулся разговор в нужном направлении. Можно и приступать непосредственно к вербовке – с осторожностью, понятно.
– Ну, это уже немало, – я засмеялся. – Но никак невозможно оставлять тебя без хорошего заработка. Сейчас. В это время… Да и в этом месте, – я ещё раз окинул взглядом мыс Хрустальный (прямо перед окнами коммерческого кафе, по ту сторону Артиллерийской бухты), облепленный неказистыми лабазами и сараями.
– А что, где-то сейчас лучше? – спросила понятливая Нина. – Везде голодно и холодно. В твоей Москве что, намного лучше?
– Не на ней сошёлся клином белый свет. Есть места наверняка потеплее и посытнее, хотя там тоже не так давно то ли три, то ли четыре власти переменялось и, кстати, возле этого же моря.
– Ты что меня в Турцию приглашаешь? – вскинулась Лаврова. – Я уже наслышана, чем там бедные девушки вынуждены заниматься…
– Ну что ты, Ниночка, – я впервые, кажется, назвал её так. Невольно вырвалось, но получилось как должное. – В Батум и на вполне достойную работу.
– В Батум? – недоверчиво переспросила Нина. – А что там?
– Такие вакансии нечасто выпадают. Один совчиновник, – очень высокого ранга, не
– Но у меня только английский и французский, да гимназический немецкий. И то подзабытый. – Ниночка смутилась.
Но, как оказалось, не от признания небогатой своей лингвистической базы.
– Прости, пожалуйста. Когда ты начал – я подумала, что о Турции. Конечно, я не имела права… Да и не предположила по-настоящему, что ты предлагаешь мне такую низость, но мелькнуло: а вдруг ты не учёл, как там девушкам приходится. Прости.
Её рука потянулась через стол, и узкая ладонь порывисто сжала моё запястье.
Конечно же я не стал высвобождаться.
– Это ты меня прости. Я неловко выразился – и тем самым дал тебе повод подумать бог знает что. А немецкий, кстати, тебе там вряд ли особо понадобится. В остальном же – да ты прямо создана для такой работы. Образованная, общительная, красивая…
Одно удовольствие было смотреть, как Ниночка порозовела от смущения.
Но спросила она почти по-деловому:
– Спасибо, польщена. А что за организация и что у них за работа в Батуме? Это же ещё заграница?