Штормовое предупреждение

Реденса, видимо, позабавила моя неожиданная предусмотрительность; уж он-то знал, что я прохожу по ведомству Артузова, а не контрразведки. Он только хмыкнул:

– И после нашей фильтрации… Так что по Севастополю?

Настало время вручить пакет с подготовленными совместными усилиями документами.

На самом верху лежал листок с пожеланиями – не столько от севастопольских товарищей, сколько от меня.

Станислав Францевич пробежал его глазами и отложил в сторонку.

Далее шли сводки Севастопольского УО – работа за последние две недели: по экономике, сионистам, политическим противникам, бандитизму…

Это всё Реденс, не тяготясь моим присутствием, короткими росчерками расписывал по своим отделам. Чуть дольше он задержался на сводке о задержанных и выявленных «враждебных элементах».

Затем ещё раз глянул на листок с «пожеланиями»:

– Что, есть замысел работы с эмигрантскими организациями?

Завидная проницательность и гибкость мышления.

А поскольку без помощи и поддержки КрымЧК никак обходиться было невозможно и не нужно и оснований не доверять Реденсу не было, я вкратце обрисовал наш замысел.

Первый его этап.

Назвал несколько фамилий – тех, от которых мы рассчитываем получить письма в Константинополь. И назвал Нину Лаврову как возможного доверенного курьера для переправки писем адресатам, заодно – и разведкам непримиримых бывших союзников России.

О том, какие ещё планы я связываю с Ниной, пока что было не время говорить. Да и не место, кстати. Тем более, что Станислав Францевич заинтересовался больше не самой оперативной игрой, а тем, что уже показали задержанные по здешним, крымским контрреволюционным организациям.

– Этот ваш кокаинист, Яковлев, – он уже раскололся?

Ну и наблюдательность! Только пробежал Реденс глазами сводки – а, поди ж ты, запомнил и фамилию, и склонность фигуранта, и соотнесённость его с нашей игрой.

– Нет, пока что имён мало. И получено не от него самого, а по выявленным контактам. И не удивлюсь, если окажется, что знает он на самом деле немного. Ему и «свои» наверняка не очень доверяли, в последнее время, по крайней мере. С тех пор как он подсел на «марафет».

– Так… Значит, вы хотите, чтобы в Константинополе поверили, – резко сменил тему Станислав Францевич, – что здесь есть несколько конспиративных организаций, готовых бороться с большевистским режимом и жаждущих мудрого руководства.

– Связи, оружия, пропагандистских материалов, – поддакнул я.

– Пошлёте письма, взывая о помощи.

– Примерно так…

– Но призыва от одного кокаиниста Яковлева будет мало, – деловым тоном указал Реденс. – Даже с учётом, что в пику «Союзам возращения» непременно появятся какие-нибудь «Союзы непримиримых» и будут готовить очередной заговор с целью подготовки вооруженного восстания. А, следовательно, всячески искать контакты у нас. Высший монархический союз спит и видит нечто подобное.

– Ещё как минимум двое «достойных» – с их точки зрения – людей готовы написать правильные письма.

Об этом ни в сводках, ни в «пожеланиях» не было ни слова, так что неудивительно, что Реденс заметил слабину в наших планах.

– Причём один из них Петровский, – продолжил я. – Давний знакомец капитана Стеценко, на которого меня ориентировали.

В Харькове

Почти дословно последнюю реплику мне пришлось повторить днём позже в Харькове, после того как я доложил Евдокимову об итогах подготовки к прибытию в Крым его Ударной группы. Упоминание о том, что найдены фигуранты, которые могут, при нашем усердии, написать нужные письма капитану Стеценко, о котором сам Евдокимов меня предупреждал, было изрядно затеряно среди прочей информации, но не осталось незамеченным.

– Стеценко! – И Евдокимов добавил казарменный эпитет. – Вот новое донесение из Константинополя. Этот сукин сын теперь стал чуть ли не руководителем радикального крыла монархического союза!

Как можно деликатнее я вставил реплику:

– Вот только сам Высший монархический союз, со всеми его крыльями, – ну, далеко не самый опасный наш враг. Или вдруг уже они разбогатели? А то я отстал от источников информации.

– Их поддерживают англичане и французы, – пробурчал, остывая, Евдокимов. – Разведчики ихние, в смысле шпионы из Константинопольских резиденций.

– То есть негласно и не щедро. Всё по-старому. Но это и хорошо для нас: сделает ВМС, – я нарочно употребил аббревиатуру, – всё, что «злые дяди» прикажут. Хоть послать, хоть выслать.

Евдокимов реагировал заметно дольше, чем Реденс; сказывались, наверное, не только различия темпераментов, но и образования.

Но реагировал здраво.

– Только надо, – кивнул Евдокимов, – чтобы «злые дяди» поверили голосам из «большевистской темницы».

– Если послать «прелестные» письма напрямую им – не поверят.

Я позволил себе употребить известное из русской истории название писем-призывов вовсе не для того, чтобы козырнуть эрудицией, а нечаянно. Обдумывал, в какой мере можно посвятить Евдокимова в детали нашего плана, не раскрывая дальний его прицел. Обойти же вовсе начальника ВУ ЧК было никак невозможно.