— Первая часть вечера моя, — сказал Эйрик, едва они вошли. — Потом за дело возьмется Коре, и за все остальное я уже не в ответе.
Вот как у них организовано, думает Карен, усаживаясь на одну из овечьих шкур и разглядывая стол. Они не стремятся к компромиссу, а дают друг другу возможность действовать по-своему. Эйрик устраивает традиционный новогодний ужин, с красиво свернутыми салфетками и полученной по наследству дамастовой скатертью, которая скрывает грубые доски столешницы. Через весь стол тянется искусный декор из белых лилий и роз, на который даже у такого квалифицированного флориста, как он, наверняка ушло много часов труда.
Вместе с Карен в этот вечер вокруг стола, с вожделением на лице и в неудобной одежде, сидели сплошь знакомые люди: Мария, Харальд, Стелла, Дункан, Эйлин, Бу, Гордон и Брюнн. По просьбе Эйрика форма одежды — темный костюм, но Карен подозревает, что сразу после ужина некоторые мужчины снимут галстуки.
Вид у него усталый, думает Карен, глядя на раскрасневшегося Эйрика, когда закуска подана и он поднимает бокал за встречу.
— Это первый из многих праздников, которые мы будем устраивать в этом доме, и для начала нам хотелось пригласить самых близких друзей, — говорит он.
— Но все они, к сожалению, прийти не смогли, и потому мы позвали вас, — вставляет Коре.
Бросив на него слегка досадливый взгляд, Эйрик нехотя присоединяется к общему смеху, и ужин начинается.
Как и ожидалось, угощение традиционное и изысканно вкусное. Сырное суфле — легкое, словно летнее облако, запеченный омар — гармония сливок, эстрагона и коньяка, панна-котта[10]
— приятно трепетная и от шафрана желтая, как солнышко. Непременное шампанское, сухое, холодное, вправду течет рекой, и настроение поднимается, как ртуть в термометре, с каждой новой откупоренной бутылкой. Эйлин и та, видимо, наслаждается вечером, хотя улыбка гаснет, когда ее муж Бу наклоняется и что-то шепчет ей на ухо.Карен думает о том, что́ несколько месяцев назад сказала Марике.
“По-моему, он ее бьет. Она сидит дома в изоляции. Когда последний раз была с нами, пила вино?”
Карен тогда запротестовала. Дети у Эйлин и Бу еще маленькие, и, понятно, она не могла, как раньше, встречаться с подругами. И все же напрямую спросила Эйлин. Как-то заехала к ней, зная, что Бу точно нет дома, спросила и в ответ услышала смех. Безусловно, характер у Бу вспыльчивый, сказала Эйлин, и порой он весьма несносен, но руку на нее он не поднимает.
Конечно же, нет.
Но в этот праздничный вечер Эйлин единственная из женщин одета в закрытое до горла платье с длинным рукавом. Карен переводит взгляд с подруги на ее мужа. Бу, заметив ее задумчивое лицо, приподнимает бокал.
— Господи, Карен, — говорит он, глядя ей в глаза. — Ты что же, в такой вечер думаешь о грустном? Вот уж глупо.
—
31
Остаток вечера принадлежит Коре.
Едва они успевают допить кофе, как дом наполняется множеством людей. Бьет десять, и фортепианные сонаты, которые за ужином были фоновой музыкой, тотчас умолкают. В следующий миг из динамиков гремит оглушительный рок, и в гостиной начинаются танцы. Карен видит, как Эйлин, смеясь, пытается отказать какому-то кавалеру, настойчиво приглашающему ее потанцевать. В конце концов она сдается и выходит с ним на танцпол, бессильно махнув рукой в сторону Бу. Тот отнюдь не рад.
Явно будет и живая музыка, думает Карен, глядя на маленькие подмостки в торцевой части огромного помещения. Там стоят ударная установка с усилителями, контрабас и две стойки с полуакустическими гитарами.
Теперь электричество в доме погашено, даже на кухне и в ванных. Лишь несколько десятков больших канделябров заливают пространство огромной виллы мерцающим светом, от которого кирпичные стены словно горят огнем. Карен подозревает, что обычное освещение, вероятно, еще и обнаружило бы то, чего ей видеть не следует. Мужчина, стоявший перед нею в очереди в туалет, выйдя оттуда, быстро провел пальцем под носом. А она в свой черед подавила желание провести пальцами по опущенному сиденью. Ей незачем знать.
Снаружи, в саду, за освещенной барной стойкой двое молодых парней в старых овчинных шубах и варежках с обрезанным верхом, смешивают коктейли, меж тем как дыхание дымными облачками вырывается у них изо рта. Большие тепловые пушки, видимо, создают снаружи вполне сносный микроклимат, поскольку кое-кто из гостей задерживается у бара, а не спешит вернуться в дом.