Телефонный звонок не раскроил ночную тишину только потому, что тишины, как таковой, не было. В таких местах никогда не бывает по-настоящему тихо, но какое-то подобие покоя все же блюдут. После полуночи заснуть удается без проблем, что они и сделали – и продолжали бы в том же духе, не звони сейчас телефон.
Звук пробился к нему через глухую опустошенность сна, через запах Евиных духов, через его нежелание признавать очевидное: то, что отдыху конец. Он осторожно сел, стараясь не потревожить забившуюся к нему под бок Еву. Секунд десять ушло на то, чтобы сообразить, где он и что происходит, и перебороть неприятное головокружение. Телефон – вместе с пистолетом и очками – лежал на похабной тумбочке в виде женских губ.
-Да?
-Ты нам нужен.
Голос у Шкипера серьезный, собранный, без его привычной доли удовольствия от того, что происходит какая-то невообразимая дрянь. Значит, он еще не знает, что с этой дрянью делать. Очевидно, что за тем-то лейтенант ему и потребовался.
Ковальски услышал шорох позади себя и на плечо ему положила руку Ева: ее тоже разбудил звонок, а теперь она пыталась прислушаться, чтобы разобраться.
Шкипер продиктовал координаты. Впрочем, это он их только так называл: координаты. На деле широту и долготу в этом отряде рассчитывал не он, но любые ориентиры географии именовал только одним этим емким словом.
Ковальски, в общем ждал, что рано или поздно так и случится. Готовность Шкипера понимать чужие жизненные ситуации простирается ровненько до того момента, как не запахнет жареным. И уж в этом случае ничего святого для него не будет. Что не особенно удивляет: по-хорошему, у каждого есть то, перед чем все традиционно святое меркнет. Таким образом, можно говорить о том, что у каждого на самом деле своя религия.
-Что у вас произошло? – полюбопытствовала Ева, стоило отключить связь.
-Работа произошла. Что же еще, – он потер глаза, стараясь разогнать остатки сна. Пригладил наскоро волосы и принялся искать наощупь очки.
-Все так срочно?
-Может и ерунда, но за работу деньги платят. Так что лучше не прокрастинировать.
-Человек, способный выговорить это слово, когда его подняли в половину третьего ночи, внушает серьезные сомнения насчет того, отдыхал ли он накануне…
-Брось, выходные впереди. Хочешь, я наберу тебя, когда мы закончим?
-Хочу.
Ева зевнула в сторону и улеглась обратно, подтащив к себе и освободившуюся подушку тоже.
-Гулять так гулять, – буркнула она. Ковальски подобрал края одеяла и укрыл ее плотнее.
-О, это щас типа так мило было, да? – заинтересовалась она, чуть высунув нос из одеяльного кокона. – Или это было логично?
-Это было логично, – отозвался лейтенант. – Спи. Я позвоню тебе днем.
Но позвонила ему Ева. Ровно через двенадцать часов она набрала его и поинтересовалась, не нужен ли отряд спасения, а узнав, что нужен только кофе, добавила, что как раз сидит в кофейне.
Ковальки кофеен не любил. Было в них что-то неприятно-фальшивое, как будто в них мир пытались представить лучше, чем он есть на самом деле. Внутри кофеен тепло и уют, чистые полы, тематические побрякушки, дизайн – но снаружи все тот же опостылевший мир. А жить в кофейне нельзя. И уж тем более нельзя там работать: видеть изнанку кофейного мира хуже, чем просто возвращаться раз за разом в реальность. Работая там, ты мало того, что не покидаешь реального мира, но и знаешь, что кофейный мир – ложь.
Тем не менее, Ева ждала его именно в кофейне, и пришлось потаскаться, прежде чем он нашел это место.
-Новый опыт, Адам, – вместо приветствия сказала ему Ева. – Для нас с тобой это почти экзотика.
-Что именно? – уточнил он, устраиваясь напротив в низком и широком кресле, обтянутом красным кожзамом. Такую мебель никто никогда не ставит дома.
-Я не так часто вижу тебя где-то еще, кроме кровати, – растолковала Ева. – Ты, кстати, рано уселся, кофе тут берут у стойки. Иди скажи, что тебе нужна цистерна, я подожду тебя.
-Это несколько примиряет с действительностью.
-Цистерна кофе?
-То, что ты подождешь.
Когда он вернулся, Ева с задумчивым видом ковыряла свое пирожное. Очевидно, стейков в кофейне не подавали, и она вымещала свое недовольство на этом куске теста с кремом.
-Хочу в отпуск, – безапелляционно сказала она. – И ты хочешь.
-Нет, не очень.
-А я тебя и не спрашиваю. Рассматривай это, как знак судьбы: я собираюсь пояснить тебе кое-что насчет самолетов нового поколения.
-Прошу прощения?
Ева фыркнула.
-Мало ли, что еще приключиться может, – заметила она. – Лучше мы обезопасим себя от ситуации, в которой ты еще разок утопишь в Тихом океане нашу технику.
Ковальски оторвался от кофе и одарил ее долгим взглядом. По нему было видно, что какая-то мыслительная деятельность мешает ему ответить немедленно же. Ева терпеливо подождала окончания процедуры, так как знала его уже неплохо. Закончит – сам скажет.
Настроена она была серьезно, однако, когда ее собеседник произнес первую фразу, не выдержала – расхохоталась, перебив его, и еще долго не могла прийти в себя и искала салфетку, торопясь вытереть заслезившиеся глаза.