Штормовой предел

Как видно из дневника Маргарет, помимо болезни супруга ее угнетали непрерывные холода и хроническое безденежье. Приходилось одалживать небольшие суммы у Владимира и Михаила, чтобы свести концы с концами. В феврале 1888 года пришел наконец долгожданный перевод от Екатерины Семеновны из Малина, но этих денег хватило ненадолго, так как нужно было рассчитаться с долгами и уплатить деньги за квартиру.

Между тем болезнь продолжала прогрессировать. Усилились боли. Облегчение приносил лишь прием морфия.

Известный врач Черепнин предложил отвезти больного в Крым, для лечения сакскими грязями. Этот замысел подхватили Владимир с Михаилом, предложив, что будут сами сопровождать больного в дороге. Однако вскоре стало очевидно, что больной не перенесет дороги. Последние дни жизни Миклухо-Маклай провел в клинике Виллие при Военно-медицинской академии в Петербурге.

Вечером 2 апреля 1888 года в 8 часов 15 минут путешественник окончил свой земной путь на руках у жены, не дожив и до 42 лет. Последними словами его были: "Погиб мой труд". Фраза эта, безусловно, относилась к отвергнутому императором предложению Миклухо-Маклая — проекту колонизации Россией Новой Гвинеи.

Отпевание знаменитого путешественника состоялось в госпитальной церкви. На гроб были возложены только два венка: от семьи и с надписью: "От друзей и почитателей". Среди шедших за гробом были П.П. Семенов-Тян-Шанский, адмиралы П.Н. Назимов, Н.Н. Копытов, путешественник А.В. Елисеев, профессора В.И. Модестов, К. А. Поссе и И.Р. Тарханов. Владимир Николаевич все время поддерживал едва державшуюся на ногах Маргарет.

В некрологе, опубликованном в "Сыне отечества", были такие строки: "Пожелаем, чтобы его пример не прошел бесследно для последующих путешественников… Пусть то братское отношение к так называемым дикарям, которое проявил Миклухо-Маклай, ляжет впредь в основу отношений европейцев к обитателям мало известных стран.

Но любовь к людям вообще он умел соединять с горячей любовью к родине… И русская наука с большим почетом будет упоминать на страницах своей истории славное имя Николая Николаевича Миклухо-Маклая".

Известный журналист, поэт и бытописатель Москвы Владимир Гиляровский написал стихотворение "Памяти Н.Н. Миклухо-Маклая":

Он в душной больнице один умирал,
Жестоко пред смертью страдая.
Но в грёзах порою пред ним возставал
Далекого моря рокочущий вал
И берег цветущий Маклая.

Он видел: в широкой, туманной дали

Полоска блестит золотая —
То берег неведомый новой земли…
Он видел: летят по волнам корабли
На берег цветущий Маклая.

И рвался он жаждавшей воли душой

Из нашего бедного края,
Из этой столицы туманной, сырой,
На южное море, под свод голубой,
На берег цветущий Маклая.

В приюте усопших, меж разных могил,

С крестом есть могилка простая.
Там, в снежных сугробах, навеки почил,
Кто новую землю на юге открыл
И берег цветущий Маклая.

Николая Николаевича похоронили рядом с отцом и сестрой Ольгой в одной ограде. У Михаила и Владимира, взявших на себя печальные хлопоты, не было денег на организацию похорон. Пришлось занять. Маргарет заказала черную мраморную плиту, на которой кроме имени и фамилии покойного и отрывка из Библии должна была быть выгравирована аббревиатура N.B.D.C.S.U. Да, только смерть разлучила ее с супругом…

А затем в квартире Николая Николаевича Миклухо-Маклая на Галерной улице разгорелась настоящая драма. Обезумевшая от горя и отчаяния Маргарет лихорадочно рылась в бумагах мужа и никого не допускала в его кабинет. "Поссе и Суфщинский (друзья Н.Н. Миклухо-Маклая. — B.Ш.) пришли с Владимиром и Миком (Михаилом. — В.Ш.) посмотреть бумаги, касавшиеся первого тома книги моего любимого, — записала она в дневнике 7 апреля. — Я испытала ужасную боль, разбирая эти бумаги, чтобы выдать их им… Они хотели, чтобы я отдала им дневники, но я ни за что не дам; он велел мне сжечь их, и я это сделаю". С трудом Владимир с Михаилом уговорили Маргарет отдать дневники путешествий их брата на Новую Гвинею, и эта рукопись была отвезена в Российское географическое общество. Но Маргарет и слышать не хотела о том, чтобы передать для обработки "чужим людям" черновики, записные книжки, полевые дневники, а также сотни писем, заботливо сохраняемых Миклухо-Маклаем. Вот что писала она 12 дней спустя: "Не могу выразить, как глубоко огорчает меня одна лишь мысль о возможности того, что кто-нибудь дотронется до бумаг моего любимого. О, это слишком жестоко, слишком мучительно и ужасно…