Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая

— Это…это… слышь, Пичуга! А про меня, про меня что знаешь? — затеребил её за рука Пашка.

— И твоё счастье ждёт тебя, — Агния посмотрела на танкиста.

Тот аж замер, не дыша.

— В следующем году ты будешь гореть в танке ещё дважды: летом и осенью. Летом всё закончится хорошо — весь экипаж останется жив. А вот осенью — из всего экипажа спасёшься только ты один. После этого ты, обожжённый, окажешься в госпитале, а после выздоровления, вернувшись в свой полк, ты получишь новую должность — начальник ремонтной летучки. Под твоим руководством твоя бригада будет ремонтировать повреждённые в бою танки. Летом сорок пятого тебя отправят в Харьков, на танковый завод, сопровождать партию танков, требующих заводского ремонта. Вот тут, на вокзале, не зевай. Там своё счастье и найдёшь.

Пашка сидел с открытым ртом и весь поглощённый рассказом, сидел тихо, как мышь, боясь пошевелиться.

Агния, прищурившись, внимательно смотрела на него, и развивала сюжет, известный одной ей, для верности понимания, легонько постукивая ногтем по столу:

— На перроне встретится тебе стайка девчат, местных. Познакомишься. Тебе просто — ты парень бойкий, военный, с наградами. Не забудь надеть, кстати. Твоя — Дарья. Запомнил?

— Ага, ага… — Пашка, увлечённый неожиданно приоткрытой завесой над будущим, мелко и понятливо закивал.

— Дарья — значит дарённая. Тебе дарённая. Запомни имя. А для верности: фамилия — Марфенко, по батюшке — Алексеевна. Это и будет твоя жена.

— Ага, ага, — Пашка судорожно сглотнул, — а дети там… внуки, ну, если знаешь про это…

— Будут и дети. Сын и дочь. Внук будет.

— Ох ты… ну, Пичуга, — Пашка вытер струящийся со лба пот, — как на танке до Берлина…

Потом толкнул капитана:

— Слышь, Стёпа! А у меня сын будет! И дочь!

Тот дурашливо толкнул его плечом в ответ:

— А у меня три!

— А у тебя дочери, а у меня — сын! — горделиво выпятил грудь Пашка.

Агния смеясь глазами, смотрела на дурачащихся парней, потом повернула голову к Тоне и произнесла:

— Вот дурни, а? Растолкались, как пацаны. А главного не знают…

— А что главное? — оба разом прекратили свою шуточную пикировку и посмотрели на неё.

— Роднёй вы станете.

Все, кто был в горнице, молча и вопросительно уставились на неё. Она пожала плечами:

— Всё просто. Твой сын женится на твоей дочери. На старшей. Вот и всё.

Пашка и Степан некоторое время ошарашенно смотрели на неё.

— Точно? — Паша недоверчиво уставился на Агнию.

— Точней не бывает, — она уверенно кивнула, — ты Паша, главное, своё счастье на вокзале в Харькове не проморгай. И всё получится…

***

Вдруг всем стало жарко, и товарищи всей кучей вывалились на зимний морозный воздух. Степан с Пашей стали бурно обсуждать только что ставшие известными им подробности их послевоенной жизни, Антонина тихонько отошла за угол хаты, в надежде найти поблизости кустики, а Андрей и Агния стояли немного в сторонке, молча оперевшись о стену дома.

Агния первой нарушила молчание:

— Андрюша, прости меня, я могу всё рассказать им про их будущую жизнь, но ничего не могу рассказать тебе. Нету у меня доступа к этой информации. Не пускаю меня туда, закрыт ход. Честно. Прости меня.

Андрей молча сопел, не в силах сказать ни слова.

Агния подняла на него глаза, полные слёз:

— Всё у тебя должно быть хорошо. Иначе быть не может. Я для этого приложу все свои силы здесь. А потом… Потом, когда я… завершу здесь свою миссию, и отправлюсь обратно… там потом… — она горько-горько и судорожно вздохнула, — там или посчитают, что я справилась с заданием, и всё, что до этого напортачила, искупила, и тогда меня оставят твоим ангелом-хранителем…. Или…

У Андрея так запершило в горле, что казалось, там забился шершавый ком из острых опилок. Агния, запнувшись, продолжила:

— Или отстранят, и тебе назначат другого ангела-хранителя.

Андрей проглотил шершавый ком и прохрипел:

— П-п-почему другого?!

— Потому, что здесь я напортачила ещё больше, — она судорожно вздохнула, глотая слёзы, — я тут такого наворотила, что спущенному на землю ангелу-хранителю делать категорически запрещено.

— Я не хочу, что бы ты… Туда. Останься! — Андрею казалось, что сердце сейчас от горя выпрыгнет из груди.

Она обняла его, обхватив руками, и молча ткнулась носом в его грудь.

Её сотрясали рыдания…

Глава 24. Немецкий аэродром.

Хмурое зимнее утро скупо высвечивало заснеженное село. Всю ночь шёл снег, наутро скрывший следы вчерашнего боя. Посреди поля, застыв мёртвыми, заснеженными тушами, там и сям стояли подбитые немецкие танки, самоходки и бронетранспортёры, попавшие в огненный мешок.

На дороге, у хаты, в которой разместился штаб батальона, стояла полуторка с заведённым двигателем. Водитель зябко топтался у кабины, раскуривая трофейную папиросу.

— Поедете вот этой дорогой, — палец капитана ткнул в тоненькую линию на карте, выходящую из села, — отправляем в тыл машину с вооружением, требующим ремонта. Думаю, и вам в кузове места хватит. Кого-нибудь из девчат в кабину к водителю посадите.

Андрей внимательно смотрел на карту, хмурился, что-то соображая.