Штрафбат для Ангела-Хранителя. Часть вторая

Помолчали. Комбат сидел, положив на столешницу руки, сжатые в кулаки, и о чём то думал. Наконец, он разлепил губы и негромко произнёс:

— Восемьдесят.

— А? — Паша недоумённо поднял на него глаза.

— Восемьдесят. Вот сколько нас от батальона осталось, — он тяжело засопел носом, — а ещё неделю назад было 714…

Пашка молча, не мигая, смотрел на капитана.

— Вчера вечером в строю было 218. За этот бой потеряли ранеными 85 человек, убитыми — 53.

Он помолчал, и добавил:

— Вечная память.

Пашка сгрёб рукой два стакана и молча пододвинул их к капитану Дунько. Тот подумал, и вынул сзади, из-за своей спины бутылку рома и решительно поставил её перед собой.

Паша согласно кивнул:

— Да! Надо помянуть.

Капитан молча откупорил бутылку и плеснул по стаканам тёмную пахучую жидкость.

Глава 22. Ангелы, религия, партия и комсомол.

— А вот у меня отец — верующий. А я сам — нет, — капитан Дунько поставил кружку на стол, и в упор посмотрел на старшего сержанта.

Горница была наполнена спёртым воздухом, табачным дымом и парами алкоголя. На столе стояли две бутылки с трофейным ромом. Одна была пуста, во второй ещё плескался тёмный немецкий шнапс. Рядом стояли несколько кружек, миска с варёной картошкой и пара открытых и уже почти пустых банок трофейной же тушёнки.

Паша сидел, сжав кулаки на столешнице, и хмуро уставившись на них. Вдруг он икнул, поднял строгий взгляд на капитана и секунду погодя веско дополнил:

— И я тоже. Нет. — снова икнул, для верности пояснил: — не верующий.

И уж совсем для верности добавил ещё один аргумент:

— Я. Комсомолец.

Капитан кивнул:

— И я тоже. Был. Потом летом. Вступил в Партию.

— И что? В ангелов таки не веришь? — Пашка хитро прищурился.

— Нет. Религия опиум для народа. — отрицательно мотнул головой комбат.

— Согласен, — Пашка кивнул, и потянулся за бутылкой, — опиум. А ангелы всё одно. Есть!!

— Может быть. — согласно кивнул капитан, — а вот как быть с религией, если она опиум, а? Как же комсомол? А партия? У неё руководящая роль…

— А ангелы что, комсомолу мешают? Или партии? Руководить… а? — Пашка посмотрел на дно кружки, удостоверился, что там что-то плещется, и опрокинул её в рот.

— Вроде не мешают. А вот религия… — капитан одарил собеседника хмурым и осуждающим взглядом, — попы там всякие… как с ними быть? У них. Ангелы тоже есть. Нарисованы под куполом, я сам видел. Это как?

Пашка молча размышлял над внезапно возникшим ребусом. И тут его осенило:

— У них — нарисованы. А у нас — настоящие! — он порылся в кармане своего грязного танкового комбеза, и выудил оттуда небольшие ржавые узкогубцы, и картинным жестом показал их собеседнику:

— Вот этим. Андрюха. У меня на глазах. У ней из пуза три вот такенных, — он показал на пальцах, — осколка вытащил. Без наркоза. Прямо в поле.

И видя, что тема зацепила собеседника, продолжил:

— Они на аэроплане ихнем фрицев бомбили, а фрицы их за то и подстрелили, и девке прямо в пузо те осколки… три! — для верности он сунул под нос капитану свою руку с тремя оттопыренными пальцами, — не жилец — говорю. Я ему говорю. Ща помрёт. А он — всё своё. Не помрёт, я, грит, знаю! — Паша с размаху треснул кулаком по столешнице, — ангелы не помирррают! Дай, грит, какой ни то струмент! Я дал, вот это! — старший сержант помахал в воздухе вынутыми из кармана утконосами, — а сам говорю: пустое, дай девке спокойно помереть… А ему пох… и давай ковыряться в ней, железо оттуда вык… выккколупывать. Она орёт, он плачет, жалобно так, ругается, она, бедняжка, поносит нас распоследними словами, а он плачет, и всё ж ковыряет!

У Пашки от избытка чувств перехватило дыхание, он схватил бутылку, плеснул себе и капитану, быстро замахнул, шумно всхлипнул, перевёл дух, и продолжил:

— А мне ж невмочь смотреть на этот страх… я отвернулся. А он такой, ррраз!! Всё, говорит, вынул, бля!! И упал бесчувственный. А я смотрю: а у ней на пузе-то все три раны хлоп! И затянулись! Сами собой! За десять секунд! И кровь уже не идёт! А вокруг этой кровищи, ну, что вытечь до этого успела — вот такенная лужа!

Пашка взмахнул руками, задел бутылку, и она с грохотом покатилась по столешнице, разбрызгивая остатки содержимого. Капитан ловко подхватил её у самого края и бережно поставил на стол подальше от танкиста.

— Ага… вот, — внезапное опрокидывание бутылки с живительной жидкостью слегка выбило Пашку из седла, он потерял мысль.

— Ну, и? — капитан не мигая, смотрел на него, — А потом что?

— А… а-а-а! — вспомнил Паша, — а потом она: хлоп! Встаёт, поправляет одёжу на себе и говорит…Всё, говорит… пошли, говорит. Понял?

— Понял, — капитан согласно кивнул головой, но немного не рассчитал, и с размаху чуть было не стукнул лбом по столу.

— А ещё! Мы как на танке-то в село въехали, так твои придурки-бронебойщики по нам шмалять стали! Помнишь?

— П-помню. Они не пррридурки. У них приказ. Был.

— Ага, был. По своим шмалять.

— То случайность.

— Оно, может, и случайность, а девке евоной пузо-то опять прострелили. Твои. Из ПТРа! Наскрозь! Помнишь?

— Помню. И что?