Тут и повальная смертность среди раненых, даже если рана не очень серьезная, но запущенная…
По затихшим на время позициям ходил какой-то бездомный кот, обычный черно-белый мурзик, прозванный оппозиционерами Перебежчиком, а федералами — Шпионом.
Некоторые его жалели — грязного, со свалявшейся шерстью, но толстого, отъевшегося на крысах. Другие, наоборот, гоняли, свистели вдогонку, кидали камни. Но кот все равно ходил.
Видимо, где-то здесь было его прошлое жилье, и потерявшийся в этой разрухе бедняга тщетно искал его.
На войне от трагического до смешного один шаг. Эту историю, похожую на байку, но случившуюся в реальности, Гусеву поведал Никулишин.
В мотострелковом батальоне, который стоял по соседству, служил боец-заика, и в обычное-то время с трудом выговаривавший слова, а уж когда заволнуется…
Для всех осталось загадкой, каким макаром он умудрился заблудиться и перепутать позиции, тем не менее, факт остается фактом — заика забрел в расположение оп
Ошалевшие оп
Федералы, потерявшие бедолагу еще ночью, решили, что погиб парень. А как увидели, что тот трусцой чешет от оп
Это и есть будни войны, состоящей не только из лихих атак и перестрелок.
Война противоестественна человеческому естеству, а ее изнанка и вовсе отвратительна.
И все же на лицах привыкших ко всему солдат лежит великое мужское безразличие. С такими мужиками можно идти в бой.
Самые непоседливые и беспокойные, сумевшие лучше других приспособиться, еще и шутили по любому поводу, привнося в нерадостное тревожное существование вкрапления своеобразного солдатского соленого юмора.
Чаще всего это было связано с кормежкой, не отличавшейся разнообразием и изысканностью: перловка, пшенка, изредка гречка. О таком деликатесе, непревзойденной еде, как селедка с картошкой «в мундире» и подсолнечным маслом, приходилось только мечтать. Чаще всего солдат потчевали гороховым супом, что, в общем-то, неплохо: для организма супы полезны. Но этот суп и был основной причиной для шуток-прибауток.
Когда подносчики воды и пищи, в сопровождении заградотрядовцев появлялись с термосами в расположении укомплектованной новыми штрафниками роты, какой-нибудь остряк обязательно начинал:
— Что сегодня принесли? Опять суп гороховый? А противогазы где? Ведь прошлый раз еще говорил: если будет гороховый суп, не забудьте прихватить противогазы!
Штрафники, выстроившиеся в очередь, начинали посмеиваться, а разошедшийся шутник продолжал:
— Вчерась тоже суп гороховый был, и седня опять горох. В чем дело, товарищ? — со строгим выражением лица шутник смотрел на подносчика пищи. — Пердеж уже замучил, жопа устала, ей-богу! Ладно, я в штрафниках. А ей-то за что все это?
Мужики начинали хохотать, а подносчик, насупившись, отвечал:
— Я, что ли, решаю, что вам носить? Мне что дали, то я и принес.
— Это вы бросьте, товарищ! — возражал остряк, как на каком-нибудь собрании. — Вот, посмотрите на рядового, как вас там? Ну, ладно. Посмотрите на рядового заградотряда. Вряд ли он гороховый суп кушает. Ведь его лицо так и просится на плакат с названием типа: «Набор на военную службу по контракту!»
Заградотрядовец осаживал остряка:
— Эй! Ты полегче!
Но шутник не успокаивался.
— А посмотрите на этого штрафника! — указывал он на какого-нибудь безответного мухомора. — А все отчего? Молчите, товарищ? — строго вопрошал шутник подносчика. — Ну, хорошо, я вам отвечу: все оттого, что он по вашей воле отравлен газами, здоровье у него ослаблено.
— Ниче я не отравлен! — начинал спорить штрафник, никак не ожидавший стать предметом насмешек.
— Не вступайте в пререкания, осужденный! — вещал остряк тоном судьи, вынесшего приговор на отправку в штрафной батальон. — Со стороны оно виднее, отравлены вы или не отравлены.
Народ, стоя в очереди, довольно посмеивался, радуясь и такому юмору.
Получившие свою пайку супа, хлеба и едва заваренного невкусного чая, изредка с парой кусочков сахара, солдаты отходили в сторонку, пристраиваясь абы как, поглощая скудную кормежку.
Вместе с едой подносчики приносили дешевые сигареты или папиросы с ядреным дерущим горло табаком.
После обеда штрафники с удовольствием закуривали, рассаживаясь поудобнее, прикрывали глаза, смакуя временное затишье.
Старое солдатское правило гласит: «Подкрепись, а потом с духом соберись!»
Успокаивался даже шутник.