Штрафники

Братнов (не сразу): - Я, Шурочка, уже пять лет не держал в руках гранаты Р. Г. Д.

- Ох вы, летчики-летчики... Ужасные вы все...

- ...Трепачи! - сказал за нее Братнов, и она расхохоталась...

И они стали медленно танцевать. Прошли мимо Глебика.

Глебик по-прежнему смотрел куда-то в сторону; затем вздохнул и решительно сказал:

- Все! Больше не могу! Давайте есть. Его неожиданно поддержала Клава:

- Ну, ладно. Раз такое дело... - И достала из тумбочки медицинский флакон.

Гонтарь: - Что же ты скрывала?! А еще комсорг! - И все ринулись к столу, быстро разлили спирт.

Санчес поднял стакан:

- Нет ничего более дикого и... как этo? несовместимого, чем война и женщина. Женщина родит, война.....

И вдруг Глебик, молчаливый, неуклюжий Глебик, поднялся и, отстранив рукой Санчеса и глядя куда-то мимо него, сказал: - Я прочту стихи...

Летчики переглянулись. Гонтарь прыснул, хотел что-то съязвить, но Глебик уже начал:

- О женщины, я видел вас

На лестничной площадке утром

Обыкновенных, без прикрас

А просто В нимбе рыжекудром...

Мужья спешили на работу,

А дети в школу. И в карман

Вы клали им по бутерброду,

Завернутому в целлофан.

Потом у лифта на площадке

вы их учили, как ходить,

В трамвай садиться, воду пить.

Чтоб только было все в порядке

И вслед глядели из окна

глазами с продымью зеленой,

Еще мерцавшей после сна

И после страсти разделенной...

Глебик читал, склонив голову набок и трудно произнося слова. Клава глядела на него, не моргая. Гонтарь притих, а Глебик продолжал:

День добрый! - Вы бросали мне

И опускали вниз ресницы

Чтоб утаить, что там, на дне,

Ночные шалые зарницы

Еще погасли не вполне...

Глебик замолчал, растерянно огляделся и сказал: - Все!..

- Брат Пушкин! - с восторгом воскликнул Гонтарь. - И в моем звене...

- Лермонтов!- поправил Глебик.

- Ну, нет! - Лермонтова срезали в поединке.

- Не спеши! У нас тоже будет все, как в аптеке...

Было тихо, только огромная, угловатая Клава не то всхлипнула, не то вздохнула. И словно от этого всхлипа стремительно поднялась Райка и, растолкав всех, подошла к Глебику. Она успела положить руки ему на плечи, хотела не то сказать что-то, не то поцеловать, но тут в землянку влетел запыхавшийся посыльный штаба:

- Девчата, кончай ночевать! Все срочно на объекты! - Побежал дальше.

Клава: - Полетели, девочки!..

...Летчики одни. Молча глядят на накрытый стол. Гонтарь вздохнул и медленно двинулся вдоль аккуратно заправленных коек. На одной из них поверх казенной - маленькая домашняя подушечка. Гонтарь взял с тумбочки флакон духов, поставил, пошел дальше. У полуотдернутой занавески лежало брошенное впопыхах крепдешиновое платье. Гонтарь взял его, подержал в руках, хотел повесить на место. Отвел занавеску: там у самой стены в пирамидке стояли четыре винтовки с примкнутыми штыками. На острие штыков был растянут, видно, для просушки, лифчик.

Гонтарь задернул занавеску.

- Эх, девочки, девчоночки... Ну, что делать будем?..

Братнов незаметно взглянул на часы. В землянку вбежал молоденький механик в комбинезоне:

- Вот, достал. - Он вытащил из кармана литровую бутылку.

- Еле к вам добрался... Дорога из порта перекрыта...

Гонтарь (подходя к нему): - Молодец! В самый раз принес... Наземный персонал, сколько тебе? (И, не глядя, сунул ему деньги.)

Механик: - Куда вы столько?

Гонтарь: - Не стесняйся... заработал... и давай отсюда! Ну!

Ошалевший механик пулей вылетел из землянки. Гонтарь ставит бутылку на стол.

- Ну, что делать будем?.. - И, подумав. - Эх, не пропадать же! - Он взял с тумбочки губную помаду и, прикинув, провел на бутылке черту. - Это нам, а это им оставим...

...Бутылка уже полупуста: вино почти подошло к красной черте. Но веселья за столом не прибавилось: сидят, ковыряют вилками. Санчес, с гитарой в руках, наигрывает что-то.

Гонтарь исподлобья поглядывает на Глебика. Наконец спрашивает:

- Сам сочинил?..

- Глебик, виновато:

- Сам...

Гонтарь качнул головой, протянул: - Пушкин ты, а не Лермонтов! И с начальством не пререкайся!

Тимофей - он, уже явно захмелев, сидел между Гонтарем и Братновым, поднял рюмку:

- За вашу удачу, Александр Ильич! Эх, вот был бы я командующий...

Братнов, улыбнувшись, щелкнул Тимофея по носу.

Гонтарь: - А такую знаешь? - Он забрал у Санчеса гитару и запел... Гонтарь пел тихо, душевно.

Все затихли... Тимофей, привалившись грудью к столу, слушал, отбивая рукой такт. Братнов достал часы, посмотрел украдкой. Взглянул на ребят. Хотел что-то сказать, но говорить не стал. Поманил Тимофея к двери: Тима... Тут у меня часы барахлят. Бой отказал... А ты у нас мастер... - И он отдал Тимофею часы. Тимофей взял, не глядя: - Ладно.

Братнов: - Мне тут на минуточку надо... Ну! - Он хлопнул легонько Тимофея по плечу и, прихватив свой мешок, неслышно вышел... Тимофей проводил его рассеянным взглядом. Братнов шел по темной улице, было тихо. Где-то тревожно и тоненько жужжал "Юнкерс".

Братнов обернулся, взглянул еще раз на землянку и зашагал дальше. Тимофей вернулся к столу, что-то его встревожило... но ребята так хорошо пели.