Штрафной батальон

— Хитро, — недоверчиво покривился Кусков, — а мы все-таки по-своему будем, как удобней…

— Ну что ж, — пожал плечами Ульянцев, точно говоря, мол, вольному воля, и, прекращая спор, достал из кармана газету.

Зачли оперативную сводку Совинформбюро, поговорили о положении на своем, Воронежском, фронте и опять о наболевшем — о Втором фронте заспорили. Скоро или не скоро думают его открывать союзники, кость им в горло. Насели на ротного — отвечай, с высоты виднее.

Ульянцев, попыхивая папиросой, по обыкновению отшучивался:

— С Рузвельтом и Черчиллем мне бесед вести не доводилось, что у них на уме — неизвестно. Но есть в Америке такой сенатор — Трумэн. Так тот прямо заявил: «Если побеждать будут немцы, надо помогать русским. Если русские начнут побеждать — надо помогать фашистам». Простые американцы и англичане, конечно, понимают, кто у них враг, но у власти стоят другие, такие, как этот Трумэн, и их немало. Вот и судите, как они Второй фронт открыть торопятся…

Часто так ротный запросто во взвод заходить стал. Обыкновенно перед ужином. Сводку последних известий перескажет, новостями поделится. Послушает, о чем солдаты разговоры ведут, выводы для себя делает. Примечает, кто чем дышит, в какую сторону глядит. Иногда несколькими уточнениями ясность в спорный вопрос внесет, подправит кого или, наоборот, мысль поточнее выразить поможет. И вскоре стал примечать Павел, что, о чем бы ни зашла у солдат речь, все чаще стали слышаться ссылки на авторитет ротного: «Спроси ротного, если не знаешь!» или «Чего споришь, так ротный сказал!».

И этих доводов обычно хватало, чтобы заставить противную сторону если не пасовать, то хотя бы усомниться в своей правоте.

* * *

Наконец одна за другой прибыли четыре большие, полнокровные маршевые роты. Тесно стало в помещениях, коридоры и те заселили. Во взвод Колычева девятнадцать солдат добавилось. Дневальный привел пополнение в сумерках.

Готовясь провести со вновь прибывшими собеседование, Павел достал тетрадь со списком взвода, придвинул поближе к себе коптюшку. В это время от группы новичков отделился высокий, плотно сбитый детина и, уверенно шагнув вперед, угрожающе двинулся на Карзубого, высверлив того хищным, рысьим ВЗГЛЯДОМ:

— Так это ты, порча, воровской закон продал? А ну, иди сюда, дешевка, счас я тя уделаю, что до утра не дотянешь!

Павел успел заметить, как, выдохнув «Фиксатый!», в страхе метнулся за спины солдат Николаев. В следующий момент Карзубый выхватил нож и кинулся на обидчика. Кинулся, но либо сил не рассчитал, либо недооценил противника. Здоровым и ловким тот оказался. Увернувшись от удара, страшно и коротко хокнул нападавшего в солнечное сплетение.

Переломился Карзубый и финку из рук выронил. На самом деле не дожил бы до следующего утра. Фиксатый блеснул выхваченным из-за голенища кинжалом. Руку уже занес для удара, но… сам переломился, взвыв от боли. Махтуров поймал его за кисть и безжалостно крутанул за спину. А подоспевший Кусков со всего маха рубанул его ребром ладони по шее. Таким приемом его учили в десантных войсках снимать часовых.

Фиксатый рухнул рядом с Халявиным. Выждав с минуту, Махтуров потрепал его за плечо — вставай!

Фиксатый послушно приподнялся, морщась и ощупывая онемевшую шею.

— Нож я у тебя, друг, забираю. Верну после, со временем, если поумнеешь, конечно. Другой появится — руку совсем переломаю. Ложку и ту держать не сможешь, — бесстрастно проинформировал Николай. — И вообще для начала усвой: здесь тебе не лагерь, а взвод. Хоть и штрафного батальона, но Советской армии. И порядки тоже армейские. Мои слова не убедят — другие товарищи тоже подскажут. Паскудничать вздумаешь — уделаем так, что ни одна санчасть не восстановит. Это точно, как то, что фамилия моя Махтуров, а его — Кусков. Советую запомнить.

— Запомню, не сомневайся! — хрипло пообещал Фиксатый, злобясь на обоих исподлобья.

— Ну-ка, иди сюда! — властно потребовал Павел, давая понять, кто здесь командир.

Фиксатый повернулся на голос.

— Фамилия?!

— Макаров.

— Кличка — Фиксатый?

— Это всем известно. — Манеры и тон его постепенно приобретали прежнюю наглость.

— Сколько дней на свободе за последние пять лет был?

— Послезавтра три дня исполнится… — с издевкой.

— Так, ясно! — Вглядевшись в Макарова вблизи, Павел обнаружил, что у того не хватает половины левого уха: то ли отморожено, то ли оторвано. Ухмылка хоть и неприятная, но вовсе не как у кретина. Наверняка неглуп и хитер. — С тобой разговор у нас особый! — и перевел взгляд на остальных. — Кто еще знакомство привык начинать с ножа — пять шагов вперед! Смелей, смелей! — подбодрил он, видя, что никто не пошевелился. — Все равно не скроетесь!

— Никто и не скрывается! — Вперед выступили два развязных приблатненных типа. Беглого взгляда достаточно, чтобы не ошибиться: те еще, из махровых. — Начальник!

— Фамилия?

— Заливайко. Кличут Химиком, — через губу, с усмешечкой.

— Следующий!

— Ранчин. Никола Монах.