Штрафной батальон

Переступив порог купе, переоборудованного под походный кабинет-спальню, для чего из него были убраны обе верхние и нижняя левая полки, Павел оказался лицом к лицу с моложавым, не старше тридцати лет капитаном, подтянутым и аккуратно расчесанным на пробор. Строгий вид капитана, сдержанность убранства купе, в котором не было ничего лишнего, кроме самого необходимого: прибранная постель, две табуретки и стопка книжек на квадратном столике, застеленном кипенной салфеткой с незатейливой вышивкой по углам, – все это создавало ощущение того особого духа и уклада, которым отличаются люди, следующие независимо от условий раз и навсегда заведенным правилам и привычкам.

– Рядовой штрафной солдат Колычев! Прибыл по распоряжению командира батальона!

Поднявшись из-за стола, начальник штаба усвоенно одернул гимнастерку, на которой поблескивал орден Красной Звезды, неожиданно мягко и приветливо улыбнулся.

– Знаю, знаю. Приказ на вас комбат еще вчера подписал. Присаживайтесь, пожалуйста. Майор хотел с вами лично побеседовать.

Переведя взгляд с дочиста отмытых полов на свои давно не чищенные сапоги, Павел в нерешительности замялся. А сообщение о предстоящем разговоре с самим Балтусом и вовсе повергло его в замешательство.

– Ничего, ничего! Проходите! – ободрил хозяин купе и представился: – Капитан Соболевский, Евгений Михайлович.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Павел.

Он не очень-то доверял внешним проявлениям благоволения высших чинов к низшим, будучи убежден, что чаще всего этим маскируются иные цели, поэтому прошел к столику и сел на одну из предложенных табуреток, следуя форме, но не духу приглашения.

– Ну как ваша дикая орда – управляетесь? ЧП еще никаких не произошло?

– Да нет. Пока вроде все нормально.

– Нормально – в смысле для ненормальных! А? – заговорщически подмигивая ему, засмеялся Соболевский, как бы говоря: «Рассказывай, рассказывай – я-то знаю!»

Павел не обиделся, шутку принял:

– Можно и так…

– Простите! – Оборвав смех, Соболевский направился к двери, приоткрыл ее пошире. – Присыпало меня, знаете, в траншее – не могу в закрытом помещении, давит.

– Знакомая вещь, – сочувственно отозвался Павел. Бледность лица и нервный тик, борясь с которым Соболевский мученически прикрывал левый глаз, говорили, что начальник штаба – вчерашний выходец из госпитальной палаты. Павел хотел из вежливости поинтересоваться еще, где воевал и был ранен капитан, но в купе, очевидно уведомленный, вошел майор Балтус.

Всегда собранный, подтянутый, не позволявший на людях никаких послаблений, комбат на этот раз предстал перед Павлом хоть и в форме, но без ремня и – что совсем не укладывалось в сознании! – в обычных комнатных шлепанцах. Эти стоптанные тапочки так расходились с прежним устоявшимся представлением о суровом, властном командире, каким привыкли видеть и знать его штрафники, что Павел, наверное, не смог скрыть своего изумления.

– Познакомились? – буднично спросил Балтус, скользнув взглядом по Соболевскому и жестом усаживая вскочившего при его появлении Колычева. – Тогда к делу. Скажите, Колычев, как отнеслись штрафники к вашему назначению командиром взвода?

– Насколько я понимаю, вас интересует вопрос дисциплины и подчинения? – уточнил Павел, продолжая стоять и впервые осмеливаясь смотреть в лицо комбату прямо и открыто.

– Допустим, – уступчиво согласился Балтус, и Павел удовлетворенно отметил, что верно понял направление мыслей комбата. Балтус, видимо, не был уверен, что штрафная среда примет выдвиженцев из своего круга без противодействия. Ответ Колычева должен был убедить или разуверить его в своих опасениях.

– По-разному, гражданин майор, – твердо ответил Павел. – Фронтовики и те, кто не ловчит, – с пониманием. Прочим, по-моему, безразлично, кто и какой у них командир…

– Надо полагать, прочие – это уголовники и тому подобный сброд? И они приемлют лишь один довод – силу, кулак?

– Да.

– Ну что ж! – массируя пальцами жесткий подбородок, повеселел Балтус. – Вы, кажется, и этим доводом владеете неплохо. – В его колючих серо-зеленых глазах проскочила лукавинка.

Павел смутился. Он не предполагал, что о его драке с ворьем может быть известно комбату.

Балтус отбросил шутливый тон, стал серьезен: