– Что доверие оправдаете – верю. Что трудно придется – тоже предвижу. Поможем. Ошибаться будете – поправим. Но поблажек и скидок не ждите. Спрашивать жестко будем. Особенно за дисциплину. Позвольте в связи с этим один совет-напутствие. Штрафной батальон – не казацкая вольница и не лагерная зона. Всякий приказ здесь должен быть выполненным безусловно, всякое нарушение, проступок наказаны, вплоть до расстрела. Но поскольку совсем не считаться с вывихами в психике определенной части нашего контингента нельзя, постольку не будем особенно придирчивы к мерам, которые вы изберете для поддержания дисциплины. Но крайние меры только для крайних случаев, помните, что вам доверены люди. Как командир вы вправе требовать, но при этом нельзя забывать: требовательность оправданна, когда идет рука об руку с заботой и пониманием нужд солдат. – Последние слова комбат подчеркнул паузой. – Когда понимаете вы – лучше и охотнее понимают вас. Как в бою, так и вне его. Впрочем, на этот счет у меня имеется одно мудрое изречение. Сейчас я вам его зачитаю. – Достав из нагрудного кармана серую записную книжицу, отыскал нужную страничку. – Вот, специально для командиров!.. – Свел к переносице брови, стал читать резким, суровым голосом, каким говорил всегда перед строем: – «Каждый из вас должен уметь подойти к самым отсталым, самым неразвитым красноармейцам, чтобы самым понятным языком, с точки зрения человека трудящегося, объяснить положение. Помочь им в трудную минуту устранить всякое колебание. Научить их бороться с многочисленными проявлениями вялости, обмана или измены». Ленин, том тридцать девятый, страница двести сорок шестая. Это указание как будто бы для нас с вами. В штрафном батальоне, как ни в какой другой части, необходим именно такой подход к солдатам. Принимая решение, надо точно знать, что из себя представляет исполнитель, на какой ступени развитости он находится. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Думаю, что вполне, гражданин майор.
– Я тоже надеюсь. На этом можно было бы закончить, но у меня имеется к вам еще один вопрос. Скажите, Колычев, только откровенно, за что вы осуждены?
Это было как удар в солнечное сплетение, полученный в тот момент, когда его перестали опасаться и совершенно не ждали. Призвав на помощь всю выдержку, Павел лихорадочно собирался с мыслями, стараясь определить, что и до какой степени может быть известно комбату.
– Вы же знаете из личного дела, гражданин майор, – сделал он слабую попытку уйти от прямого ответа.
Попытка не удалась.
– С личным делом я, безусловно, знаком. Это верно. Но согласитесь: одно дело бумаги, а другое – живой человек. Допустим, что некоторые положения обвинительного заключения представляются мне, мягко говоря, спорными. А я хотел бы в отношении вас полной ясности.
Павел потупился.
– Гражданин майор, разрешите не отвечать на этот вопрос.
Брови Балтуса приподнялись.
– Ну что ж! Иного ответа я, собственно, и не ожидал. Было бы хуже, начни вы уверять меня в роковой судебной ошибке.
– Извините! – Павел испытывал мучительное чувство стыда и неловкости. Сам того не ведая, комбат затронул в нем самое что ни на есть больное, незажившее, что постоянно жгло, мучило его и в чем он не хотел признаться ни одному человеку, даже Махтурову.
От Балтуса не ускользнула происшедшая с ним перемена. Мгновение он колебался, взвешивая, добиваться ли ему от Павла полного признания или ограничиться достигнутым. Сказал, добрея:
– Вы плохо защищены, Колычев. Поверьте, надо перечеркнуть всю мою двадцатилетнюю службу в органах, чтобы заставить усомниться в вашей порядочности. Могу лишь предполагать, как в действительности происходили события, но абсолютно убежден, что далеко не так, как удалось вам их представить суду и следствию.
Балтус смолк, предоставляя Павлу возможность возразить, опровергнуть его умозаключения. Но это был всего-навсего акт великодушия, потому что, высказываясь, майор искоса внимательно наблюдал за Колычевым и по действию своих слов видел, что не ошибается. Павел подавленно молчал, не в силах противиться прозорливости этого во многом непостижимого для него человека.
– Вы не оспариваете?
Павел вновь не отозвался, лишь приподнял голову, немо прося уволить его от ответа.
– Я рад, что не ошибся, – продолжал удовлетворенно Балтус. – Сейчас получите на руки приказ и действуйте. Прибытие командира в вашу роту ожидается в Балашове. У меня все. Вопросы будут?
– Вопросов нет, гражданин майор.
– В таком случае – желаю успеха. Я вам верю. – Прихватив со столика какую-то книгу, Балтус вышел из купе.