Штрафной удар сердца

Торадзе торопливо подбежала к сейфу, распахнула его и, схватив пригоршню сверкающих драгоценностей, бросила их на стол, придавив несколькими пачками пятитысячных купюр. Агата бросила многозначительный взгляд на пустой портфель, а затем, небрежно выудив из папки протокол со списком украденных украшений, излишне медленно сверила их с валяющимся на столе бриллиантовым великолепием. Торадзе молчала и зло сверкала глазами. Агата равнодушно поворошила сверкающую кучку шариковой рукой, словно боялась испачкаться.

– Да, кажется, совпадает, – сказала она.

У Торадзе дернулись губы, она выдавила жалкую улыбку.

– Теперь все в порядке? – спросила она до странности визгливым голосом. – Я могу быть уверена, что сыну Владимира ничего не угрожает?

– Не можете, – холодно ответила Агата и уселась обратно, – поскольку есть еще труп. Я не знаю, что вам пообещал Лаврентьев, но всех его усилий не хватит, чтобы вернуть Романова к жизни. А сейчас я прошу вас покинуть кабинет. Заявление можете составить сейчас.

Торадзе метнула на Лаврентьева испуганный взгляд, но ничего не сказала и вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что стены затряслись. Безопасник посмотрел ей вслед с тоской, а потом перевел взгляд на Агату. Она ткнула ручкой в стул, и Лаврентьев уселся напротив, уставившись в столешницу потухшим взглядом. Агата открыла папку, вынула стопку протоколов и, приготовившись писать, насмешливо поинтересовалась:

– Владимир Иванович, скажите, как получилось, что вы не узнали родного сына на видео, которое мы показали?

– Картинка была плохая, – буркнул Лаврентьев.

– Неужели? До такой степени, что он вам даже знакомым не показался?

– Не могу этого объяснить. Видимо, глаз замылился.

– Какая интересная избирательность у вашего зрения, – зло рассмеялась Агата. – А как с вашей памятью? Вы помните, где сейчас находится ваш сын?

Лаврентьев чуть заметно помотал головой, так и не подняв взгляда. На его лысой голове выступили крупные капли пота, в подмышках, на синей ткани рубашки расплывались темные пятна.

– Я не видел его больше недели, – безжизненным, равнодушным голосом ответил он. – Денис взрослый человек и передо мной не отчитывается ни как проводить время, ни где. Да, оказывается, он был в бассейне, о чем я не имел представления.

– Ну, это понятно, – чуть более миролюбиво сказала Агата и добавила: – Как вы можете объяснить его присутствие в объекте, который запирался на ключ и сдавался на пульт охраны? Каким образом Денис… или называть его Эндрю?.. отключил все камеры?

– Называйте, как хотите, я зову сына Денисом. Никак не объясню. Я не давал ему ни ключей, ни кодов.

– Еще одно удивительное совпадение, – наигранно удивилась Агата. – Как и то, что при устройстве на работу из вашего дела таинственным образом исчезла запись о неоднократных приводах вашего сына. С таким родственником до охраны объекта вас бы не допустили. Ваше досье основательно подчистили. Кто? Вы сами?

Лаврентьев не произнес ни слова, только потел все сильнее и сильнее. Агата злилась и, кажется, едва сдерживалась, чтобы не начать орать. Я вопросительно взглянул, мол, давай я? Она покачала головой и яростно произнесла:

– Молчите? Хорошо. Я думаю, вы сразу узнали сына на видео и сделали все, чтобы подозрение пало на кого-то другого. Вы одним и первых оказались на месте преступления, обнаружили, что камеры выключены, и сообразили, кто мог это сделать. Вы подобрали молоток, отнесли его обратно в подсобку, а потом сдали нам рабочего, как возможного преступника. Или же вы сами отключили камеры и стерли все следы причастности вашего сына к преступлению? Значит, видели, что именно он убил Антона Романова, и тогда являетесь соучастником преступления. Не хотите признаться? Ну, Владимир Иванович? Вы же знаете, что чистосердечное признание облегчает наказание. Вспомните свой прошлый опыт.

Молчание, настолько густое, что его можно было резать ножом. Выждав с минуту, Агата захлопнула папку. Лаврентьев вздрогнул.

– Нет? – уточнила она. – Тогда я вас задерживаю по подозрению в соучастии совершения тяжкого преступления. Может, за сорок восемь часов у вас в голове немного прояснится.

Я позвал ребят из приемной и передал им Лаврентьева. Заковав в наручники, наряд вывел его из здания. На лице секретарши была высшая степень обалдения. С открытым от удивления ртом она выглядела невероятно глупо.

– Думаешь, он слил сыну коды и дал ключи? – спросил я Агату.

Она скривилась.

– Не уверена. Это же совсем тупо так рисковать карьерой ради развлечений сыночка. Сынок вполне мог и сам подсуетиться. Осталось найти Дениса и расспросить его. Интересно другое: как драгоценности Торадзе оказались у нее? Сынок вернул?

– Может быть, он даже хранил их дома у папаши, а тот нашел, ну или был в курсе. Папаша принес их Торадзе, упал на колени, умоляя не губить кровиночку. Но помимо цацок у Торадзе украли и деньги, приличную сумму. Их надо было где-то взять, и тогда папаша, спасая сына, спешно выставляет на продажу квартиру, чтобы рассчитаться с начальством. Интересно, где сейчас Денис? Мне кажется, отец его прячет.