В споре физиков и лириков я не участвовала. И те, и другие витали в облаках. Я ходила по земле. Ни поэтом, ни шестидесятником не стала, но ощущала их своими старшими братьями, с которыми жила в одно и то же время, в одной и той же стране. Восхищалась ими, пересматривая «Девять дней одного года», слушая пластинки Б. Окуджавы и В. Высоцкого. Песни Булата Шаловича тонкие, задушевные, наполнены таким глубоким лиризмом, что и сегодня печалят, радуют, вызывают ностальгию. Песни Высоцкого тоже не утратили своих смыслов. Жёсткие, ироничные, наотмашь. Голос, совесть времени – это он.
Среди моего окружения песни Окуджавы и Высоцкого воспринимались разными людьми по-разному. Кто-то мог часами слушать первого, но второго воспринимал с трудом, его хриплый с надрывом голос раздражал. Конечно, таких было меньшинство.
Походы, песни под гитару, байдарки, к сожалению, почти прошли мимо меня. Удалось лишь несколько раз приобщиться к крутым тропам и рюкзаку, когда «волной набегая, тронул вальс берега»9
…Мой двоюродный брат, Всеволод – вот кто заядлый походник! А я…лишь помогала отцу строчить для него палатку по польскому образцу.
Брат женщинам нравился. Высокий, ладно скроенный; чёрные волнистые волосы, и под цвет им – глаза. Лишь небольшой изъян: мягкие и пухлые губы, которые, повзрослев, он прятал под аккуратной бородой и усами.
Не знаю почему, но я в детстве мечтала получить от него подарок. И как-то, в самом конце весны, в то время, когда расцветают ландыши, сирень и каштаны, и начинают петь соловьи, он подарил мне пепельницу, размером с небольшую розетку. И как только ему удалось найти для неё заготовку! Тонкое переплетение корневищ, кружевные очертания древесных волокон и прозрачный лак – просто какое-то волшебство. Парадокс, но я отнеслась к подарку довольно равнодушно! Правда, первое время часто протирала пепельницу и переставляла её с места на место. Но не прошло и двух лет, как ко мне, уже восемнадцатилетней, стали заглядывать в гости молодые люди. В отсутствии моих родителей они иногда покуривали и стряхивали пепел в ту самую пепельницу…
Однажды, когда состоялось какое-то семейное сборище, зашёл и брат, вернувшийся из очередного туристического похода. После бесед, винегрета, докторской и чая, он присел у моего стола, взял свою пепельницу, покрутил в руках, посмотрел на обожжённую древесину, остатки пепла, провёл по ним пальцем и взглянул на меня печально и недоумённо.
– Что это?
Я пожала плечами.
В тот вечер пепельница пропала. Больше я никогда её не видела, о чём теперь сожалею. Ума не приложу, куда она делась!
Да, вещь можно потерять, сломать, её могут умыкнуть, но остаётся память и, пока голова на плечах, «живут во мне воспоминания»10
. О людях, вещах и датах.Яркие вспышки: 12 апреля, 1961 год. Открыты настежь окна в классе, из громкоговорителей Менделеевки раздаётся ликующий голос диктора «После успешного проведения намеченных исследований и выполнения программы полёта…» и мы, школьники, как сумасшедшие, несёмся на Горького!
9 мая, 1965 год. Тороплю отца. Он смущённо улыбается, достаёт из коробочки ордена и медали. Разглядывает их, перебирает:
– Этот тоже? – спрашивает он меня, и крутит в руках знак «Отличный разведчик». – Ещё одну дырку надо делать.
Как мне хотелось, чтобы прикрепил и этот.
Но костюм почти новый…
Идём на Горького. Фронтовикам вернули День Победы!
А женщинам подарили ещё один повод для получения подарков и суеты на кухне: 8 Марта объявлен днём не рабочим.
Так в дома граждан и товарищей пришла новая эпоха: на престол взошёл Брежнев!
Мемуар 12. Антоновские яблоки
Для многих советских людей время текло однообразно и тускло: очереди на квартиру, за продуктами, импортной одеждой, поскольку отечественная шилась криво и косо. Всюду царствовал блат. Кому-то стало казаться, что нарушаются нормы партийной жизни, и они пытались доказать несправедливость. Вот тут-то на помощь с правдолюбами пришла психиатрия.
Помнится рассказ мамы о её знакомом, попавшем в психиатрическую больницу прямо с работы. Будучи начальником отдела, он пытался справедливо распределить премию между сотрудниками, не секрет, что за работу, выполненную подчинёнными, премии получало начальство, исполнителям причитались лишь утешительные призы. Отказался от своей премии с нулями, за что оказался в жёлтом доме. История повторилась дважды. Во второй раз состоялась доверительная беседа с врачом:
– Я понимаю, – якобы говорил врач, – вы боретесь за правду. Вы человек честный и в современной жизни вас не всё устраивает, но эта борьба может причинить вам и вашим близким много горя. Если попадёте к нам в третий раз, я не смогу помочь. Очень прошу вас играть по существующим правилам. Вы – человек нормальный, и должны понимать, что не в наших с вами силах изменить что-либо. Обещайте мне.
Пациент обещал…