Он закашлялся, дышать стало трудно, и вдруг перекладина подломилась, и ему пришлось ухватиться за сук берёзы. Издав сухой хриплый звук, дерево откинуло от себя засохшую ветку, пальцы рук у Николая разжались как-то сами собой, и он упал на груду металла, на ржавые останки былой гордости колхозного строя.
Острый обломок того самого трактора, который приносил ему когда-то доход и славу, царапнул сильно и больно.
Он хотел сказать злые слова, которые и словами-то назвать нельзя, которые сами выскакивали из него, но вместо них почему-то шепнулось «Господи!», и вдруг увидел над собой какое-то неведомое ему раньше небо. Всё затихло, стих ветер, птичьи голоса будто растворились в воздухе, и даже берёза, его берёза, будто замерла.
И вместо боли в нем родилось удивление и восторг. Сквозь ветки голубело, слегка подсвеченное золотым лучом солнца, небо. Оно распахнулось перед ним, и вдруг земля оказалась где-то внизу: и берёза, и изба, и поля. За зарослями садов краснели уцелевшие от пожаров стены старых домов, весело блестели на кладбище металлические венчики свежих венков, тёмными пятнами лежали надгробья, кривились старые кресты.
Обычное, примелькавшееся, стало великим и таинственным.
Его не удивляло это странное разглядывание земли сверху, оно завораживало. Не удивило даже то, что он увидел: из бани, которая стояла чуть поодаль от их избы, вышла жена, её тело розовое и молодое, круглилось большим животом, за руку она вела светлотелого малыша, смешно загребавшего ногами. «Что это она раздемшись? Сдурела баба и Лёшку застудит».
Хотел крикнуть, но звука не получилось, только внутри что-то больно съёжилось и будто разорвалось. И уже не криком, а мукой проплыл перед ним тот мост, на котором тряпьём повис Лёшка, приговорённый кем-то.
– Ю-ль-ка!
– Гляди, отец, дети-то у нас какие справные!
И уже не у бани, в ветвях старого сокоря, мелькают качели из какой-никакой доски, привязанной старыми дедовскими канатами, и детишки вспархивают Ленкиным платьицем и Лёшкиными вихрами.
– Юлька, возьми к себе, не могу больше, – хочет крикнуть Колька, но немота рвёт нутрь, бросает на ржавое, отслужившее…
«Наташка-то одна в избе, а у меня печь затоплена», – вдруг думает он.
Сползает с кучи металла, босой, в разодранной рубашке, испачканной кровью, подползает к избе.
Там, за дверью, у соскочившего с печки огня сидит Наташка, маленькая такая девчоночка, только-только ходить научилась, и дует, дует на пламя как на блюдце с горячим чаем…
Добрые слова об этом рассказе сказал в своих статьях о сборниках «Точки» «Глубинный смысл многоточий» и Вадим Алексеевич Салеев (доктор философских наук, профессор, главный редактор журнала «Артэфакт» (Минск, Беларусь). «Здесь, на малюсеньком литературном пространстве концентрируется в едином синтезе то, что поэт, – слегка перефразируем – назвал дыханием (у Нины Кроминой – вздохом!) почвы и судьбы.
Статья Алексея Константиновича Антонова (1955-2018) «Точки Будды» (Опубликована в «Литературной газете», 2013, 15. 05) и статьи Вадима Алексеевича Салеева «Глубинный смысл многоточий» и «Отражение или созидание» (опубликована в сборнике «Точки» Избранное. – М.:» Новое слово», 2019) дают развёрнутый отзыв на сборники «Точки» и определяют их место среди подобных изданий.
Для читателей важны предисловия, написанные Андреем Венедиктовичем Воронцовым к каждому сборнику рассказов, поскольку отражают их особенность.
Хотелось бы почеркнуть, что Андрею Венедиктовичу Воронцову мы обязаны многим. Строгий, ответственный, я бы сказала педантичный. Наш первый литературный учитель. Именно он поддержал нас, когда, окончив ВЛК, мы стали выклянчивать у руководства института «продолжение банкета». И что же? В радость нам, и тем, кто пришёл за нами, при Литературном институте организовали Курсы литературного мастерства, не Высшие двухгодичные, на которых учились мы, а годичные. Там мы продолжили свои посиделки. Очевидно, всё-таки рано или поздно расползлись бы. Но случилось горе, которое объединило нас. Ушёл молодой, талантливый Дмитрий Шостак. Красивый, рослый, удивительный в своём мягком, добром общении, необычный в своих текстах с философскими рассуждениями. Ему было двадцать восемь.
Название рассказа Дмитрия «Точки» перекочевало в название коллективного сборника рассказов и позже дало название Литературному объединению «Точки» при Совете по прозе Союза писателей России под руководством нашего мастера Андрея Воронцова.
Презентация первого сборника прошла в Литературном институте. Ректор института (тогда им был Борис Николаевич Тарасов), преподаватели, студенты. Это ли не праздник для пишущей братии?