Штучка

— Ты понимаешь, что из-за тебя девчонка могла умереть? — отстраненно поинтересовался Егор. Честно говоря, если бы не умение держать лицо — он бы в швырнул в эту тупую бабу чем-нибудь тяжелым. Ярость стучалась в виски тараном, в таком состоянии Егору с трудом удавалось напомнить себе что вообще-то перед ним женщина, коллега и все такое. Потому что настолько тупых и стервозных представителей рода человеческого он еще не видел. И, честно говоря, был бы рад помочь Ардовой прекратить ее существование.

Ардова чуть поморщилась.

— Я не знала, что этот идиот затеет драку, мы договаривались, что он просто с ней поговорит, — Оксана вздохнула, — мне было ужасно жаль Локалову, веришь, нет — я очень за нее испугалась.

— А, ну то есть совесть у тебя еще не до конца отморозило, да? — скептически поинтересовался Егор, отходя к столу у окна, от греха подальше, и разглядывая Ардову, как будто-то в первый раз в своей жизни.

На самом деле перед ним стояло воплощение выражения «наглость — второе счастье». Она знала, что Егор, доверяя ей, не полезет сверять шпору с билетом, да он и шпору-то сохранил случайно, просто забыл выкинуть. Даже врагов никаких не надо было, с такими-то друзьями…

Но до чего точно стерва выбирала цели для удара. Люде — наплела про ребенка. С учетом семейных проблем Васнецовых это был страйк, Людмилу немногим было возможно сломать и заткнуть, заставить уйти молча. С Егором — пыталась ударить по ревности. Нет, не вышло, он слишком беспокоился о самочувствии Тани, слишком напугался за нее, чтобы просто взять и бросить ее. И Ардова выбрала себе другую цель — саму Таню. Эмоционально нестабильную из-за сотрясения и так-то болезненно самолюбивую, во всем, что касалось ее личных достижений. И Таня взорвалась, совершенно закономерно взорвалась. Ардова хорошо чувствовала людей — их слабые места, самые болезненные точки, и безжалостно била именно в них.

В сложившейся ситуации Егор охреневал. Во многом из-за себя. Потому что лимит внутреннего доверия он выписал совершенно не тому человеку, потому что он же мог все это сложить раньше — и сложить, и разобраться, но нет ведь.

— Как ты могла, я спрашивать не буду, — отстраненно произнес Егор, испытывая какое-то прям доселе неведомое количество внутреннего омерзения, — ты довела девчонку с сотрясением чуть не до больницы, и, кажется, тебя это не парило…

— Ну, — Оксана попыталась гордо улыбнуться, — тебя же не парило, как меня раздражало, что ты ее трахаешь чуть ли не в любой свободный момент, даже в институте, что ты с ней съехался, вместо того, чтобы с ней расстаться, что ты ей столькое спускаешь, ты даже целовался с ней при мне же. Охренительно мне было на это смотреть, ничего не скажешь.

— Это твои проблемы, дорогая, — процедил Егор. Он, в принципе, мог бы добавить сверху, что вместо того, чтобы творить дерьмо, она могла бы напрячься и выдать Егору сигнал о своих чувствах, у него же был пунктик на озвученный интерес, но… Но, честно говоря, Оксана такого даже в мыслях не заслуживала.

— Прости, — тихо заметила Оксана, — я просто хотела, чтобы ты на меня посмотрел как на женщину…

Просто посмотрел… О да, знакомый, и такой неприятный лично Егору, типаж женщин, которые будут молча сидеть и дожидаться, пока ты вдруг на них посмотри и начнешь добиваться. И ведь не только сидела. Нет. Добивалась, чтобы Егор разошелся с партнершей — и продолжала сидеть дальше. Как сука на сене, да.

— Сейчас я на тебя смотрю. Ты довольна? — презрительно уточнил Егор. Оксана глянула ему в лицо, разочарованно поморщилась. Ну еще бы, конечно нет… Никакой приязни в его лице сейчас и быть не могло. Честно говоря, его практически подташнивало, потому что… Шестнадцать лет… Дружил — вот с этим вот человеком… Обсуждал проблемы, доверял, делился эмоциями — тем, что чаще всего держал в себе.

Самое «забавное» заключалось в том, что Таня оказалась права. Настолько полностью, что Егор даже понимал, что вчера, вытерпев несколько укусов, он легко обошелся.

Потому что да, фактологически, он был прав. Хотя… Сверить черновик и шпаргалку он мог еще в тот злополучный день, но все равно — поверил бы он? Ему же казалось, что Таня его доводит, поэтому, в принципе, объяснить разницу он бы нашел чем. Вопрос был и в том, что когда Таня начала собирать вещи, когда продолжала настаивать на собственной невиновности, он ее слушать не стал. И проверять не стал, и обдумывать ее версию тоже. Списал на эмоциональную нестабильность, на сотрясение, даже не взял ее версию в расчет. А ведь мог бы. Должен бы, если по честному-то. Если бы доверял.

Но он не доверял. Он в ней сомневался, каждый день, каждую секунду, и если быть уж очень придирчивым — и до того, как появился Лазарь, тоже. Даже то, что она озвучивала вслух, подвергалось сомнению, хотя казалось бы, с чего? Она действительно не давала ему повода. И в отличие от него, она-то Егору лимит доверия выписала практически заоблачный.