Штучка

И Егор смотрел на нее, сидя на пуфике напротив примерочной, и терзал в изнемогающих пальцах уже снятый с шеи галстук. Потому что в принципе больше бы никуда не смотрел, только на Таню. На эту смешную, сногсшибательную девицу, что вертелась перед ним юлой, что дурачилась и тянула время, примеряя то маску кошки, то черные кожаные крылья. Кстати, те крылья — особой сложности, нереально красивую работу Егор еле уговорил Татьяну купить, она была очень впечатлена ценником, но ей чертовски шли черные перья над плечами. Отражали. Если ее и можно было назвать ангелом — то только темным, распутным и только его — Васнецова — ангелом. Убедил даже на две покупки — одни крылья объемные, только для «домашнего пользования». А вторую портупею с маленькими черными крылышками над лопатками можно было надеть поверх обычного однотонного платья — хоть на ту же учебу. Чтобы одному озабоченному лектору было на что позалипать, когда Локалова разбирала примеры у доски. Позалипать и попредвкушать вечер, да. Еще пара портупей были тоже такие — слегка будничные, вроде аксессуаров для «повседневной носки». И тот, кто сказал бы, что Егор сам хотел искушаться даже на работе — был бы прав. В конце концов, на столе в его кабинете Тани все еще не было.

Таня наконец-то вошла в спальню. Снова в этой красной ерунде, такой охренительно яркой, вкусной для глаз ерунде, с короткими рукавами, обнажающими плечи. А поверх той ерунды — плотная паутина из кожаных ремней — отдельно лиф, отдельно ремешки для бедер с двойным охватом, так и льнули к гладкой коже бедер. А на Таниной голове — гордо задранной вверх — красовалась черная корона. Да, солнышко, ты действительно сегодня королева. Хотя, что там сегодня — всегда.

Красивая. Она была нереально красивая. Боже, и как раньше думал не о ней? Как вообще в голове хоть кто-то помещался? Она будто издевалась. Будто мало ему было всего остального — всей ее, сводящей его с ума, такой податливой, такой отзывчивой, такой очертя голову в него влюбленной. Будто Егор уже не влип в нее по самые уши, так что согласен был уже на все, даже на большее, чем сейчас — лишь бы не уходила от него больше. Нет. Надо было становиться воплощением эротической фантазии, от которого совершенно невозможно было оторвать жадный взгляд.

На колени перед кроватью Егор опустился сам. Сам же застегнул на горле ошейник. Никогда бы не подумал, что это окажется настолько легко, настолько в удовольствие. Но, вправду же, хотелось ей уступить. Он провинился — и готов был принять свое наказание. Хотя впоследствии можно будет повторить нечто подобное сегодняшнему вечеру. Уж больно у Татьяны глазищи были прибалдевшие. Кажется, она нешуточно кайфовала, ощущая себя королевой положения. Наверняка провокаций и пресечения границ станет больше. Хотя — ей не жалко. Если ей будет нужно — Егор уступит. Он сам завизировал, что она может диктовать ему какие-то условия.

Таня села на кровать, томно глянула на Егора. Он же про себя улыбнулся ее замешательству и, придвинувшись к ней, прижался губами к голому колену. Это не была ласка — скорее знак преклонения, и судя по тонким, девичьим пальцам, пробежавшимся по волосам, — он ей понравился.

— Ты можешь ко мне прикасаться, где угодно, — вкрадчиво заметила маленькая дрянь и, разумеется, добавила: — Но только губами или языком.

Ну да. Никто не обещал, что вечер без сессии будет простым. Егор глянул на Татьяну снизу вверх, едва ли не улыбаясь, а затем опустил ладони рядом с бедрами девушки, снова оставляя поцелуй рядом с ее коленом, теперь выписывая языком на голой коже английскую «S».

Дурочка. Маленькая глупая дурочка. Она серьезно думала, что вот этим она Егора наказывает?

Нет, разумеется, запрет на прикосновения доставлял неудобство, но…

Этим своим запретом Таня всего лишь бросала Егору вызов — сможет ли Егор при урезанном арсенале способов воздействия заставить ее стонать от наслаждения, заставить задыхаться от голодной жажды.

А ведь это было охренительно просто. Чувственность у его королевы изначально была зашкаливающая. Судорожно дышать она начала, еще, когда Егор неторопливо выцеловывал каждый дюйм кожи ее бедер, очень медленно, очень вкрадчиво поднимаясь выше, возвращая ей сторицей все то предвкушение, что раздирало его сегодня, лишь этими прикосновениями губ заставляя раздвигать ноги. Ага, сегодня в ошейнике был Егор, но это не значило, что у него над Таней не было никакой власти. Была. Только он решал, сколько ему ждать, сколько Таня будет возбужденно кусать губы, и когда уже Егор наконец уткнется носом в девичий треугольник.

— Расстегнуть можно?

— Да.