Широким жестом обведя зал, женщина дала мне понять, что я-де волен выбрать себе место по вкусу, и сообщила скрипучим, нерадостным голосом, что господин профессор извиняется и прибудет с минуты на минуту, мне же в это время дозволяется выпить фруктовой воды. Шурша широкой юбкой-под монашку, она удалилась и неслышно прикрыла за собой двери, оставив меня одного. Похоже, Райхель устроил это все специально, чтобы дать мне возможность прочувствовать и «насладиться» величием его жилища и собственной его грозностью. Я не возражал.
На обеденном столе ничего не было, кроме приборов, но на журнальном столике возле одного из диванов я нашел несколько бутылок минеральной воды на любой вкус и чистые стаканы. У меня пересохло в горле, и я разрешил себе открыть одну из бутылок, к тому же, позволение экономки у меня на это имелось. Утолив жажду, я развалился на диване в самой беспечной и расслабленной позе, дабы профессор не возомнил, что я робею перед ним. Да будь он хоть трижды прославленный оккультист, что мне до того? Он сломал жизнь моему другу и попытался сломать ее мне, так чего ж мне стесняться? Я пришел сюда за объяснениями, а не затем, чтобы изображать бандерлога перед удавом!
Жажда получить разъяснения и была официальной целью моего визита, которую я обозначил, договариваясь по телефону о встрече. Основную же свою задачу – разведку судьбы Карт Навигации, я по понятным причинам не упомянул, воображая себя хитроумным стратегом. Главное сейчас – узнать, у него ли Карты, ну а после уж действовать по плану, намеченному Штурманом.
Ждать мне пришлось недолго. Минут через пять дверь зала распахнулась, и появился профессор. Я не узнал его – вместо угрюмого, раздражительного и болезненного старика, каким я помнил его по прошлой встрече, передо мной предстал подтянутый, жизнерадостный человек, в открытой, дружелюбной улыбке продемонстрировавший два ряда прекрасных белых зубов и горячо, с чувством, стиснувший мою кисть сразу двумя руками. Я, поначалу планировавший вовсе не подавать ему руки, немного опешил и пошел на поводу гостеприимного хозяина, будучи не в силах сопротивляться такому проявлению радушия. Что поделать, большинство наших планов приходится корректировать, когда доходит дело до их исполнения, и роль, так хорошо отрепетированная, требует порой кардинального своего пересмотра уже в ходе премьеры.
Райхель сел в кресло напротив меня и протянул мне стакан с только что собственноручно смешанным им в баре коктейлем.
– Немного отдохните, друг мой, расслабьтесь с дороги, а после будем ужинать. Вы, должно быть, утомились, ведь пути Ваши в последнее время не всегда были легкими!
Он глумится надо мной или мило шутит?
– Да уж, – ответил я осторожно, боясь неверной реакцией выдать в себе нетерпеливого вспыльчивого юнца. – Диспетчер, прокладывающий мои маршруты, не был снисходителен…
Райхель рассмеялся.
– Ну, знаете ли! Что диспетчер! Гораздо важнее иметь хорошего штурмана, не так ли?
– Вы издеваетесь, профессор? Боюсь, я сейчас не в состоянии адекватно реагировать на шутки такого рода, хотя Господь и помог мне выбраться невредимым из западни, в которую Вы меня заманили.
– Заманил? Бог с Вами, Галактион! Ничего плохого касательно Вас я и в мыслях не имел, поверьте! Но ведь человек – существо биосоциальное, не так ли? А если так, то не должны ли мы помогать друг другу в затруднениях? Согласитесь, ведь я помог Вам, когда Вы, отчаявшийся и ищущий ответа на подкинутые Вам судьбой загадки, обратились ко мне? Теперь вы знаете ответы на свои вопросы, так что Вам еще нужно?
Я был обескуражен такой откровенной наглостью и несколько секунд просто учащенно дышал, не в силах сказать что-нибудь. Наконец, я перевел дух и выпалил:
– Судьба?! Я поражаюсь вашему цинизму, господин профессор! Мы с Вами отлично знаем, что эти, с позволения сказать, загадки подкинула мне вовсе не судьба, а Вы, причем сделали это преступно! Для того, чтобы заставить меня отправиться в тридцатый год и испытать там кучу дерьма, Вы погубили моего друга, наслав на него психическое заболевание и позволив умереть на чужбине, никем не оплаканным!
– Не горячитесь так, друг мой! Вы, насколько я помню, тоже не особо-то оплакивали этого молодого человека, бросив его в гробу посреди ночи и предоставив заботы о похоронах чужим людям? – проговорил профессор будничным тоном, словно речь шла о воскресном пикнике.
Я молчал, так как сказать мне было нечего.
– Ну-ну, не все так плохо, – примирительным тоном изрек мой собеседник, видя мое замешательство. – Человек склонен замечать чужие ошибки и даже осуждать за них других людей, что же до собственных промахов, то они кажутся нам по меньшей мере простительными, а то и вовсе несуществующими. Не Вы один такой, этим грешит все человечество. Но все же очень рекомендуется не спеша разобраться в ситуации и выслушать все стороны, прежде чем делать какие-либо выводы, и особенно в вопросах вины и невиновности.
Он встал и, приоткрыв одну створку двери, крикнул в образовавшуюся щель: