ShturmBahmuta_2024

- Ладно. Давай только я с тобой интервью запишу небольшое. Вот вчера разговаривал с тобой, и ты был целым, а сегодня ты уже раненный. Классно получится. И камеру, кстати, мою отдай, - напомнил он мне.

Госпиталь

По дороге в госпиталь мы заехали в штаб, и я показал «Птице» и командиру, где нами были обнаружены останки бойца и его автомат.

- Ладно, «Констебль», после госпиталя возвращайся во взвод. В другие подразделения не иди, - сказал мне командир.

- Обижаешь. Я часть взвода. Можете даже не сомневаться, не подведу.

- «Нежеля», к сожалению, умер. Мужественно ушел, -с грустью добавил «Крапива».

Мы оставили всю свою экипировку в штабе, попросили, чтобы пацаны сберегли ее до нашего возвращения, и выдвинулись в госпиталь, который находился в Луганске. Стала болеть голова, и появилось головокружение. Я периодически трогал край осколка, который торчал из височной кости, и думал о том, что мог легко остаться одноглазым, или в висок и все «двести».

«Сколько еще будет везти?» - задался я вопросом, на который не было ответа.

Пришлось оставить в Зайцево и свою обувь. Я сильно распорол себе один ботинок, пока бегал по руинам. Я пытался найти другие ботинки, но у меня ничего не вышло. Так как машина уже ждала, да и наши раны давали о себе знать, пришлось ехать в четырех парах носок и тапочках. Ноги мерзли чудовищно. Пока ехали, я рассматривал унылые окрестности и старался справляться с болью, которая распространялась все сильнее. Глаз заплыл, и в голове слышался привычный шум, который у меня обычно начинался после очередной контузии. Мне становилось все хуже и дискомфортнее. Всякий раз, когда у меня болела голова, я ощущал раздражение и бессилие из-за невозможности хорошо соображать.

Госпиталь находился в старом советском здании, как и все, что здесь было. Создавалось такое ощущение, что за время нахождения в составе Украины в городе не смогли построить ничего нового. А уж когда вспыхнула гражданская война между восточной и остальной Украиной, было не до стройки. Тут было так же холодно, как и в кузове машины. Ноги окоченели, и я постоянно разминал их. Нас посадили ждать осмотра на деревянные неудобные стулья из актового зала и предложили подождать. Примерно через час за мной пришли, и оказалось, что тут у них свои правила.

- Кто из вас, «Констебль»? - спросила медсестра.

-Я.

- Пойдемте за мной, - пригласила она меня.

- А Серега? Мы же вместе.

- Ему придется подождать. Так как бывшие заключенные из ЧВК у нас лечатся в другом отделении, - с невозмутимым лицом ответила она.

Мы попрощались с «Басом» с надеждой в скором времени увидеться, но мне было грустно от бюрократичности этой системы, в которую мы вернулись, не отъехав и пятидесяти километров от линии боевого соприкосновения. Мы вновь окунулись в мир деления на хороших и плохих, на полноценных и нет. Чем от меня отличался мой боевой товарищ, что его нужно было лечить отдельно? Ничем. Буквально еще с утра мы вместе с ним бегали по Бахмуту, а тут меня невольно поставили в привилегированное положение по отношению к нему. В голове всплыли кадры разговора Левченко и Шарапова из фильма «Место встречи изменить нельзя», где штрафник рассказывал своему бывшему командиру, как из-за черствости и ханжества сотрудника НКВД он попал в банду. Стало и без того еще более тоскливо и грустно от двойственного отношения к бойцам, которые отдают свои жизни за страну.

Мне сделали снимок и достали осколок, который я попросил себе на память. Добрый доктор, который меня осматривал и обрабатывал рану, с улыбкой вручил мне этот кусочек железа с рваными краями, который мог легко стать причиной моей смерти, если бы не встретил на своем пути черепную коробку. Прилети он в глаз или в висок, возможно, он с легкостью бы пробил мне мозг, вызвав в нем кровотечение. Жизнь в современной войне зависит от случая и, конечно, от знаний военной науки выживания.

Меня перевезли в хирургическое отделение более отдаленного госпиталя, который находился где-то в Луганской области. Это было небольшое здание в несколько этажей с множеством палат, выкрашенных в зеленый цвет. Фасад его был обшарпан и не ремонтировался вечность. В каждой палате находилось несколько железных кроватей с панцирной сеткой, покрытых продавленными матрасами, на которых умерло не одно поколение больных. Было такое ощущение, что я оказался на съемках фильма по рассказу Антона Павловича Чехова «Палата № 6».

Старенькая низкорослая нянечка повела меня в мою палату, где мне нужно было лежать и лечиться. Я на секунду остановился на пороге и оглядел комнату. В тускло освещенном помещении находилось три человека, которые сидели за столом и, специфически сутулясь, предавали друг другу «чифирбак».

- Привет, - поздоровался я. - «Констебль», из седьмого ШО.

Присутствующие по очереди представились, и я понял, что тут все «проектанты», как я и предполагал изначально.

- Ты Кашник? - спросил меня один из них.

- Нет. Но я делю людей не по таким понятиям. Для меня важно, мудак человек или боец, - спокойно ответил я.