Чтобы составить себе более точное представление о статусе тех, кого государство официально признавало учеными в Российской империи, следует опять-таки обратиться к «Своду уставов о службе гражданской». В соответствии со статьей 5, пунктом 6 главы 1 первого раздела настоящего документа право вступать в гражданскую службу имели: «Сыновья ученых и художников, не имеющих классных чинов, независимо от их происхождения и звания их отцов»456
, наравне с сыновьями офицеров, дворян и чиновников. Здесь же во избежание недоразумений давалось определение, кого именно государство признавало «учеными»: «Высочайше утвержденным 16 апреля 1862 года мнением Государственного Совета было разъяснено: под названием ученых, сыновьям которых принадлежит право вступать в гражданскую службу, хотя бы отцы их и не имели классных чинов, разумеются: 1) получившие от одного из русских университетов ученые степени Доктора, Магистра или Кандидата и звание Действительного Студента, по разным факультетам, а также имеющие степени: Доктора Медицины, Лекаря, Магистра фармации, Магистра ветеринарных наук, Провизора и Ветеринара; 2) окончившие курс в бывшем Педагогическом Институте с званием Старших или Младших учителей гимназий, или получившие такое звание по особому испытанию; 3) те лица, которые приобрели вообще известность своими произведениями и признаны достойными звания ученых, по засвидетельствованию, когда нужно, университетов, академий и других ученых обществ»457. Таким образом, в строгой государственной иерархии Российской империи ученые стояли наравне с чиновниками и офицерами. Для того чтобы точнее определить занимаемое ими положение в глазах общества, приведем небольшой отрывок из речи, произнесенной преосвященным Амвросием, епископом Дмитровским, на торжественном обеде в честь юбилея научной деятельности профессора Московского университета Г. Е. Щуровского 27 августа 1878 года: «…Таким образом, получи женщины право учиться в университетах, сдавать государственные экзамены и получать государственные дипломы, они приобрели бы не только право на весьма привилегированное и почетное положение в обществе. В каком-то смысле они получили бы моральное право беспокоиться о жизни всего общества и моральную ответственность за судьбы страны. Как это могло быть совмещено с их обязанностью всю жизнь состоять в повиновении не закону, не государству, а другому человеку, отличавшемуся от них всего лишь немного другим анатомическим строением половых органов? Положение существа слабого, зависимого, несамостоятельного, каким после целого века пропаганды привыкли представлять себе женщину в том числе и представители власти, казалось несовместимым ни с подобными правами, ни тем более с подобной ответственностью. И даже пожелай правительство принять подобное решение, оно столкнулось бы с необходимостью изменения всего свода гражданских законов, регулировавших семейные, в том числе имущественные, отношения, поскольку понадобилось бы уравнять юридическое положение женщин с положением мужчин до того, как допускать их на правах самостоятельных членов в высшие круги общества и государства. Подобная перемена стала бы сродни реформе 1861 года и вызвала бы такое же, если не большее сопротивление во всех слоях общества. Так что до тех пор, пока стремление женщин к обучению в университетах и получению дипломов можно было представлять блажью нескольких развращенных и не получивших должного воспитания дворянских дочек, дело вполне можно было оставить без движения, введя строгий запрет и сохраняя таким образом существующий статус-кво. Да и практической необходимости в этом, по мнению руководителей государства, не было.