Штуцер и тесак

Решение захватить пушки родилось спонтанно. Поначалу мы собирались их заклепать, даже гвозди приготовили – у Синицына в хозяйстве и не такое найти можно. Но потом Ефим предложил орудия забрать, и Спешнев, недолго думая, дал согласие. Славы ищет Семен. Заклепать пушки противника в этом времени – подвиг, но захват их – подвиг в квадрате. За такое орден дают без звука, рядового могут и в офицеры произвести. Одного не продумал Спешнев: что Ефим увяжется с нами. Убедил Семена, что без него и его людей с орудиями не разберутся. Их ведь нужно правильно к упряжкам прицепить, не забыв зарядные ящики. Вот и тащились к врагу со скоростью ковылявшего артиллериста. Лошадь для него брать было нельзя – над кустами станет возвышаться, заметят. Развернут немцы пушки и приласкают картечью. Обойдя, наконец, заросли кустарника, рота вышла в тыл батарее и дала залп. Пушкарей оказалось где-то около шести десятков, это, считая возчиков, – не противники. Большинство вюртембергцев умерли сразу, другие попытались оказать сопротивление, но куда там! Ружей пушкарям не полагается, а тесак против штыка не пляшет. Хотя я едва не нарвался. Когда подбежали к батарее, из-за пушки выпрыгнул немец и попытался достать меня пальником. Штуцер висел у меня за спиной, пришлось отбиваться тесаком. Немец оказался ловким и едва не засадил мне железным наконечником в глаз. Хорошо, что подскочил кто-то из егерей и проткнул ганса штыком.

Дальше – больше. Пушки оказались заряженными, и Ефим предложил дать залп по противнику. Дескать, если придется бросать, то заклепать заряженные не получится. Спешнев, не раздумывая, согласился. Ну, и что в итоге? Вюртембергцы сильно обиделись. Мало, что у них батарею отбили, так еще из своих же пушек обстреливают! Наказать дерзких пожелало не менее эскадрона кавалерии, пришлось спешно драпать. Неслись изо всех сил. Да еще Семен со своими тараканами. Ему приспичило отходить последним: дескать, смотрите на меня, такого отважного. Мало того, что пушки у врага захватил, так еще в арьергарде не спеша чапаю. А про свою ногу, которая еще не до конца зажила, забыл? Пришлось хватать упрямца за руку и буквально тащить к своим. Слава богу, успели. Берников не сплоховал. Пропустил роту через порядки полка, а затем его солдаты показали немцам, что не стоит идти с голой задницей на ежа. То есть с саблями против штыков. Отбились…

Потом считать мы стали раны, товарищей считать. Захват батареи стоил нам двух убитых из числа гарнизонного пополнения. Одного солдата проткнули тесаком, второй сорвался с лафета вовремя гонки к своим и угодил под колесо. Трое получили ранения, впрочем, не опасные, я их перевязал. После этого пришлось заниматься ранеными орловцами, а вот тех было много. Хорошо, что помогали полковой лекарь и фельдшеры батальонов. Но все равно пришлось попотеть. Ушел весь заготовленный мною перевязочный материал, да и того не хватило. Кончился спирт и настойка опия – последних у полковых медиков вовсе не было. На мои манипуляции они смотрели с изумлением, но с советами не лезли. Молча работали рядом, бросая искоса взгляды. Перевязанных раненых грузили в повозки и везли в Смоленск. На наших, естественно, своих у орловцев не оказалось. Хорошо, что из города прислали дополнительные – своими силами не справились бы. Но разобрались. Насчет потраченных материалов я не переживал: еще есть. После возвращения из Красного, Синицын по моей просьбе прошелся по смоленским аптекам – тем, которые еще работали, и выгреб у них запасы спирта и лауданума. Взял за бесценок – аптекари навострили лыжи удирать и не торговались. Купили полотна для бинтов – тоже по дешевке. Кому нужна ткань в период эвакуации?

Пока мы занимались ранеными, полк и рота сражались. Я слышал грохот орудий и треск ружейных залпов. Вюртембергцы еще дважды пробовали нас на зуб. Обломались. Восемь пушек, палящих картечью, это вам не баран начихал. Стреляли они, конечно, не часто – артиллеристов мало, но и этого хватило. К вечеру прискакал посыльный от Багратиона с приказом отступить в город. Так закончился этот день.

В Смоленск мы въехали в сумерках. Город еще не горел – не обстреливали. Это будет завтра. Французы выбили 2-ю армию с занимаемых позиций, оттеснив ее за городские стены. По здешним понятиям – победили. Ню-ню… Мы успели умыться и перекусить хлебом с салом, как прискакал посыльный от Багратиона – нас вызывали в штаб. Приведя себя в порядок насколько это было возможно, мы отправились к знакомому особняку.

Тот же зал на первом этаже, только стол посреди уставлен не блюдами, а завален картами и бумагами. Вокруг толпились генералы и офицеры чинами пониже, но в таких, что нам да них как до Петербурга на карачках. Срисовав это, Семен заробел и замер у порога. Я встал рядом. Адъютант, приведший нас, скользнул к столу и что-то шепнул склонившемуся над картой Багратиону. Генерал поднял голову и сделал знак приблизиться. Мы подчинились.

– Ваше сиятельство… – начал Семен, но Багратион не дал ему договорить.