Шум бури (СИ)

Через какое-то время шуршание приблизилось совсем близко, и вот-вот рядом с Дебола должен был раздаться шум шороха. Дебола пытался подползти к углу, голова билась о стену, он уже верил, что сошёл с ума...

Возня приблизилась сбоку и затихла возле другой стены; не было слышно даже шороха.

Дебола дёрнулся и ударился головой о стену. Его стоны опять разнеслись по всем углам тюрьмы:

- Ой-ой, несчастный я!

Стоны горемыки прекратились не скоро.

Дебола устал и когда уже не мог шевелиться и метаться в разные стороны, то успокоился и стал засыпать. Что-то прикоснулось к макушке головы несчастного. Дебола подскочил на месте и принялся тянуть руки по сторонам, но нигде ничего. Чуть позже что-то опять коснулось его тела, и шум раздался совсем рядом.

Дебола даже не шевельнулся с места, усталая плоть несчастного ныла от невиданных напастей. Но всё равно мысли не выходили из головы, эта возня и прикосновения наполняли сердце страхом, но из-за изнурения и боли он не мог пошевелиться. Дебола сказал сам себе:

- Ладно, будь что будет, я всего лишь умру!

Он совсем затих, словно у него ничего не болело и ничего ему не мешало, и стал ждать, что же будет дальше. Время проходило в ожидании, а шума возни не было слышно, да и никто не лез к нему. В конце, когда Дебола начал радоваться тому, что ум его вернулся на место, из темноты вдруг послышался испуганный голос, который осторожно спросил:

- Ты осетин?

Дебола какое-то время не отвечал, потом обрадовался и ответил:

- Осетин-то я осетин, но что мне делать?

Голос у Дебола был таким осипшим и усталым, словно он целую неделю провёл на пиру, распевая песни и веселясь. Можно было подумать, что он оказался в тюрьме из-за сильного опьянения, но это предположение опровергалось стонами во время разговора.

- Если ты осетин, то что с тобой, почему стонешь?

Дебола теперь поверил, что действительно слышит осетинскую речь. На сердце стало чуть веселей, и он сказал в ответ:

- Подойди поближе.

Тот, кто говорил из угла, тут же оказался рядом с Дебола, и завёл с ним разговор. Дебола узнал Быдзеу и обрадовался:

- О-о, Быдзеу, а ты как сюда попал, кто тебя привёл?

- Я тоже здесь не по своей воле. Правильно говорят, что властный - сильный. Ты кто? Откуда меня знаешь?

- Так ты меня уже не знаешь, Быдзеу, нет?

- Честно говоря, я тебя не припоминаю.

- Ты не помнишь Дебола?

- Ты Дебола, Дебола! - воскликнул испуганный голос и спросил торопливо:

- Что случилось, что с тобой?

- Не видишь разве? Хотя как меня можно видеть, темно же, но ты меня не узнал, так что спрашиваешь. Избили, раздавили меня и силой бросили сюда. Проведи рукой по моему лицу, и тогда узнаешь про мои дела.

Быдзеу стал искать в темноте лицо Дебола и когда нашёл, провёл ладонью по нему:

- Ты где так сильно вспотел? Тебя, наверно, много гоняли туда-сюда?

- Это не пот, Быдзеу, а красная кровь! Кровь гнева!

- Это кровь?!

- Кровь это, кровь. Кипящая кровь! - сказал Дебола и, тяжело застонав, опустил голову вниз.

Быдзеу на какое-то время впал в удивление и не мог произнести ни слова, потом заговорил.

- Как?! Ты ранен, в тебя стреляли, ты убегал? - забросал он вопросами Дебола.

Тот глубоко вздохнул, и начал медленно говорить о том, что с ним произошло. Быдзеу слушал так усердно, что не было слышно его дыхания. У него в голове рождалось и пропадало множество мыслей, но сказать он ничего не мог: Дебола говорил много, и конец своего повествования закончил решительными словами:

- Если ещё моя душа вырвется из этой тюрьмы, тогда что надо будет делать, я знаю хорошо. Ожесточённая, безжалостная борьба, другой дороги для себя я не выбираю...

- Это как, разве можно, чтобы царь призывал людей, а солдаты их избивали? Это что такое? - возмущённо произнёс Быдзеу, высоко поднял брови и направил вопрошающий взгляд на Дебола. Тот простонал и вздохнул.

- Эх, завидую тем, кто свободен, я знаю кто царь, кто пёс, кто осёл!.. Эх, несчастный я, вырваться бы на свет. Увидеть бы ещё Овражное.

Слово за слово, и оба отошли от начала. Понемногу они стали забывать о своих горестях. У Дебола уже не болели раны, только иногда рана живота колола сердце, и он тогда начинал стонать.

* * *

Пока Царай и Будзи искали городские казармы, солнце стало заходить и своими последними лучами, как столбами, опёрлось на горы и в последний раз, подобно хорошему хозяину дома, внимательно смотрело на лицо земли, удостоверяясь в том, что всё на своём месте, что земля хорошо убрана.

Как только они вошли в ворота казармы, то откуда-то послышались звуки свирели. Люди бежали во двор и встали на свои места, но свирель не умолкала:

- Ду-ду-ду, у-ут-тут-тут-тут-тут!

Слышались голоса командиров.

- Все по местам, живо!

- Что ты там ещё делаешь, иди быстрей!

- Ты как одет?

- Равняйтесь, справа налево!

Когда все построились и выровнялись, тогда им начали раздавать маленькие медные котелки и деревянные ложки. После раздачи послышалась команда:

- Смирно!

Все резко застыли в ряду.

- Шагом марш!

Все, как один, подняли ноги и двинулись, слаженно опуская ноги на землю.

- Левой! Левой! Левой!

Так строем они отправились на ужин.