Шум бури (СИ)

Пока длился ужин, солнце унесло свои лучи с вершин гор, и темнота пугливо начала красться с гор к степям. Когда ужин закончился, их опять заставили построиться в ряд, и они вышли во двор казармы. Там прозвучала команда:

- Стой!

Все одновременно встали.

- Разойдись!

Каждый ушёл куда хотел. Когда же наступило время отдыха, то свирель своим дивным голосом позвала новобранцев ко сну. Все разделись и закутались в одеяла. Наступила первая ночь после первого дня.

* * *

В бане новобранцы прыгали с раскрасневшимися лицами в солдатской форме. Наверно, к ним тепло так глубоко никогда не проникало, и у некоторых лица блестели подобно краснобоким яблокам. У худощавых лица покраснели, но в отличие от других не разбухли, а блестели, словно смазанные жиром верёвки. Выходя из двери, они собирались во дворе бани. Сбиваясь в группы, говорили друг другу о дивной печи:

- Вот это чудо! Плеснёшь в неё воды, и она начинает шипеть, а потом из неё обильно выходит пар.

- Если туда, куда брызгают водой, бросить человека, то что будет? - спросил один и тут же над ним все в один голос стали весело смеяться. Сам парень тоже понял, что задал не очень умный вопрос, и поэтому решил оправдаться:

- Я не про горячую сказал, а про холодную!

Опять все рассмеялись над ним и спросили:

- А кто должен быть холодным? Человек или печь?

Парень заметил, что над ним начали подтрунивать и решил уйти в сторону, но его схватили за локоть:

- Куда убегаешь, ответь нам.

Вырвавшись, он ушёл к другой группе новобранцев, и стал слушать их разговоры, но уже помалкивал.

Из молодёжи кто-то крикнул ему вслед:

- Закинуть тебя в печь, тебе бы ничего не было. Только лишь сгорел бы дотла и больше ничего.

Пока вели разговоры, тем временем новобранцы все вышли из бани и каждый искал своего товарища. Из-за того, что все были одеты в новую солдатскую форму, которая была одинаковой у всех, то приходилось громко звать друг друга, и затем выходцы из одних сёл собирались в группы во всех углах двора.

Начальники в последний раз вышли к новобранцам и, оглядев их, скомандовали:

- Становись!

Каждый быстро побежал занимать своё место и вскоре все оказались в рядах.

- Те, кто выше ростом, встаньте правее! - послышался властный голос командира.

Новобранцы засуетились и, кто был выше ростом, шли направо, но когда сталкивались двое одинакового роста, то начинались раздоры:

- Я выше тебя.

- Ну уж нет, сам иди вниз.

- Я не пойду, иди сам - ты ниже меня.

Ссоры не прекращались, пока младшие командиры не ставили их по местам. Но тот, кого ставили внизу, недовольно пялился на другого. А этот другой задирал голову повыше, как будто отличился в большом деле.

Тотчас же вспыхивала новая перебранка:

- В сторону, мишень! Встань выше, а не то врежу тебе.

- Ты кого назвал мишенью?

- Встань ниже, гнилой пень!

С такими пререканиями и толкотнёй ряды понемногу стали выравниваться. Наконец, все нашли свои места, ссоры прекратились, но тех, кто сверлил глазами других, было предостаточно.

- Что, ещё не построились, ещё не закончили? - спросил их начальник.

Некоторые хотели пожаловаться ему из-за своих мест, но тот не стал выслушивать их жалобы, и они замолчали. Все стояли на своих местах, и ряды колыхались, как в летний день пшеничная нива. Наконец, когда споры утихли, и каждый основательно закрепился на своём месте, тогда начальник оглядел ряды. Кого надо, тех подравнял, затем громко скомандовал:

- Смирно! Равнение направо!

Новобранцы подняли высоко грудь, и устремили глаз направо.

Снова раздалась команда:

- По четыре становись!

Молодёжь не знала, как правильно встать по четыре, но тут же в дело вмешались младшие командиры и уладили ситуацию. Стали ждать дальнейших приказаний. Командир привычно растворил рот:

- Вперёд шагом марш!

Учёба в этой специальной ходьбе возлагалась на него. Ему от их шага стало весело на сердце, и он спросил:

- По-русски петь умеете?

Несколько парней выкрикнули: - Жнаем!

Все остальные промолчали. Когда командир услышал "жнаем", то приказал шедшим в середине четверым младшим командирам:

- Запевай!

Те в один голос тут же затянули песню:

"Соловей, соловай пташечка,

Конарейка жалоппо пойот..."

Когда эти пели русскую песню, тогда новобранцы стали пробовать им подпевать, но песню они не знали, поэтому подпевали так, как подпевают песне о Хазби. Кто какую песню знал, ту и вторил разными голосами. Временами громче слышалось подтягивание из песни о Тотразе:

"Эй, лалай, ребята..."

Иногда на первое место выходило подпевание из песни о Хазби:

"Гъе-гъе-гъе.

Гъе-гъе-е, гъе-гъей-й..."

Кто какую песню знал, той и подпевал, но все кричали так громко, что от русской песни слышалось только:

".................Соловей пташечка...

.......................................................

......................................пойот......"

Но даже то малое, что слышалось от русской песни, сразу подминала под себя осетинская "уарайда". Шум был слышен так далеко, что улицы заполнились людьми. Они с удивлением слушали это пение и от души хохотали. Дети издевательски подражали поющим, и то блеяли, то мычали в сторону шагающих солдат.