Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство

В конце концов, критики шума не смогли достичь своих целей. Законодательных ограничений шума или не было вовсе, или они не работали. Один из современников пошутил: эти клубы почти всего добились, осталось только справиться с шумом. Затем началась Первая мировая война, и борьба за тишину стала далеко не самым важным делом. Впрочем, Лессинг приостановил деятельность своего клуба еще раньше. Впоследствии он станет одной из первых жертв политического убийства при национал-социалистах. 1 марта 1933 г. он бежал в Чехословакию вместе с женой Адой и поселился в Мариенбаде (совр. Марианске-Лазне). Несколько месяцев спустя он был застрелен местными приспешниками нацистов.

Шум больших городов: спасите наши нервы!

«Ни секунды без какого-нибудь нового неприятного звука! – жаловался в 1908 г. Теодор Лессинг. – На балконе заднего дома выколачивают ковры и матрасы. Этажом выше возятся ремесленники. На лестничной площадке кто-то заколачивает гвоздями ящик – судя по грохоту, окованный железом. В доме по соседству дерутся дети. Они воют, как индейцы, и барабанят в двери. – Далее: – Тысячи дверей хлопают, открываясь и закрываясь. Тысячи голодных людей, рвущихся к власти, успеху, удовлетворению своего тщеславия или самых грубых инстинктов, во всеуслышание торгуются и кричат, кричат и спорят; все городские улицы полны этими дельцами и их шумным стремлением к наживе»[313].

В XX в. человек оставался источником шума номер один, наряду со станками и автомобилями, а больше всего людей было в городах. Несмотря на суматоху, грязь и стресс, они привлекали миллионы новых жителей. Во всем мире население городов росло, а вместе с ним рос шум, кое-где до невероятных значений. К 1950 г. численность населения Большого Нью-Йорка (метрополитенского статистического ареала) увеличилась и достигла 12,3 млн человек, так что он стал самым громким городом на планете. В последние десятилетия XX в. мировой шум переместился к новым центрам. После 1970 г. начала стремительно расти численность населения в мегаполисах Азии, Южной и Центральной Америки. В 1985 г. самым большим городом мира стал Токио с населением Токийской городской агломерации более 30 млн человек – почти вдвое больше, чем в Нью-Йорке. На рубеже тысячелетий многие азиатские мегаполисы преодолели отметку 10 млн жителей, однако столицу Японии не догнал никто. В 2021 г. перечень самых многонаселенных городов мира возглавили Токио (37,3 млн жителей), Нью-Дели и Шанхай; ни один европейский или североамериканский город не вошел в первую десятку.

https://archive.org/details/EDIS-SRP-0158-12

37. Шум прогресса

1908 г. Томас Альва Эдисон, речь на выставке New York Electrical Show

В 1920-х гг. ситуация была прямо противоположной: сильнее всего шумели Европа и США. Немецкий писатель Вальтер Хазенклевер (1890–1940) в своем сочинении «Столетие шума» (Das Lärmzeitalter) вспоминал переход от мнимого спокойствия XIX в. к современности века XX. Конечно, вспоминая добрые старые времена, мы зачастую идеализируем прошлое, однако его слова отразили ощущение многих людей, переживших смену эпох. «В нашем детстве все ездили на велосипедах. Было в основном тихо – если не играл военный оркестр и не праздновали день рождения кайзера. По дорогам катились упряжки и конки; прокладывая дорогу, возницы щелкали кнутами и иногда восклицали “Но!”, телефонов в квартире не было, аппарат висел только в общем коридоре и звонил лишь в исключительных случаях, когда кто-то рождался или умирал»[314]. Хазенклевер переехал в Берлин в 1929 г., и акустические впечатления от мегаполиса заставили его взяться за перо. «Внезапно появилась техника. Новые источники шума возникали как грибы после дождя. Клаксоны и сирены ревели наперебой; дома дрожали, когда мимо проезжал автобус. Гаражи и ремонтные мастерские наполняли улицы оглушительным стуком молотков, а забыться сном мешали трескучие пропеллеры самолетов»[315].

Мало кто страдал от шума так же, как Франц Кафка (1883–1924). В своих дневниках и письмах он многократно жалуется на громких соседей, режущий уши звон церковных колоколов и городскую суматоху. В одной только Праге он более десяти раз менял место жительства, но нигде не нашел покоя. В письме своей невесте Фелиции Бауэр в новогоднюю ночь 1913 г. он писал, что лежал в постели, «брошенный всеми, как собака»[100]. Ему не давали уснуть «бой часов и колоколов» и крики людей на улице[316].