Читаем Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство полностью

Поэта выводил из равновесия не только ткач Хертер. Ему сильно мешали оживленные праздники, развлечения и вечерний шум местных заведений общественного питания – особенно соседнего трактира с кегельбаном. 5 марта 1810 г. Гёте пожаловался своему коллеге и брату по масонской ложе Карлу Вильгельму Фричу (1769–1850), государственному министру Саксен-Веймар-Эйзенаха, что заведение Гауфа доставляет всем соседям «великие неудобства» и шум его с годами только усиливается. «Из одного кегельбана вышло два, – заявляет он, – и если когда-то по меньшей мере утром было тихо, а в послеобеденные и вечерние часы действовали некие ограничения, то в последнее время там играют в кегли с утра до ночи, так что крики, шум, свары и прочие бесчинства не прекращаются вовсе»[149].

Гёте также объясняет, почему не пожаловался раньше: во время войны (в частности, с Наполеоном) приходится переносить и более громкий шум, а кроме того, летом он часто путешествовал. «Я не отрицаю, что меня очень занимает это дело: ведь одной из главных причин, почему я проводил лето в путешествиях, было как раз это беспокойное соседство, которое не позволяло мне находиться ни в саду, ни во флигеле собственного дома». Хотя первая хозяйка трактира скоро уехала, а над кегельбаном построили крышу, неделей позже Гёте все равно покинул Веймар и направился в сторону Йены и Карлсбада. Как и в прошлые годы, он сбежал от шумного окружения. Вернулся он лишь через семь месяцев и обнаружил, что его связи сработали: за время его отсутствия кегельбан был закрыт по распоряжению начальника полиции.

Очевидно тем не менее, что было не так-то просто заставить отдыхающих вести себя тихо. 27 августа 1811 г. Гёте вновь пишет Фричу, что кое-кого нужно «призвать к порядку». В трактире опять шум, который мешает поэту «наслаждаться тишиной и покоем в собственном саду». Даже если в заведении нет гостей, в зале бесятся соседские дети. Гёте высказывает свое удивление: как может быть, что «вечерами, по воскресеньям и в праздничные дни бездельники производят больше шума, чем все деятельные люди в свое рабочее время». Он не хотел бы обременять своего коллегу и друга лишними просьбами, и это всего лишь небольшое, но очень важное для него дело. «Здесь, в предместье, я и без того стеснен ремесленниками: я живу среди кузнецов и гвоздильщиков, столяров и плотников, в пренеприятнейшей близости к ткачу. Хотя, конечно, если об этом поразмыслить, нельзя не признать, что ремеслом невозможно заниматься бесшумно»[150].

Нечто похожее происходило со многими философами раннего Нового времени. Уже нидерландский ученый и князь гуманистов Эразм Роттердамский (ок. 1466–1536) считался человеком нервным, совершенно не переносящим громких звуков. Например, до своей квартиры в Базеле он каждый день добирался кружным путем, готовый терпеть неудобства, лишь бы обойти самые скверные и шумные переулки. Об этом рассказывает его биограф Стефан Цвейг. «Любая грубость и суматоха причиняют адские муки его чувствительной натуре»[66][151], – пишет Цвейг в своей знаменитой книге об Эразме, изданной в 1934 г.

«Невозможность видеть отделяет нас от вещей, а невозможность слышать – от людей», – якобы сказал Иммануил Кант (1724–1804). Впрочем, иногда кёнигсбергскому философу явно очень хотелось бы чем-нибудь заткнуть уши. Согласно знаменитой легенде, его настолько выводило из себя пение соседского петуха на утренней заре, что он попросту купил голосистую птицу, а потом велел зарезать ее и подать к столу. Документальных свидетельств правдивости этой истории нет, но она вполне соответствует тому, что мы знаем о жизни Канта. Автор «Критики чистого разума» отчаянно бранился с соседями, если ему казалось, что они ведут себя слишком шумно, и менял квартиру, если добиться тишины не получалось. Складывается такое впечатление, что больше всего ему мешала домашняя музыка. В одном из примечаний к «Критике способности суждения» он пишет: «Те, кто рекомендовал для домашних благочестивых занятий духовные песнопения, не подумали о том, что таким шумным (и именно поэтому обычно фарисейским) благочестием они причиняют большое неудобство публике, заставляя соседей либо петь с ними, либо прервать свои размышления»[67][152].

Французский математик и философ Блез Паскаль (1623–1662) жил в эпоху Тридцатилетней войны, но от мыслей и вычислений его отвлекала вовсе не поднятая ею суматоха, а, казалось бы, тихие звуки по соседству. «Дух этого царственного судии мира не настолько свободен, чтобы не зависеть от малейшего шороха рядом. Чтобы спутать его мысли, не надо пушечного выстрела. Достаточно скрипа флюгера или лебедки»[68][153].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
От погреба до кухни. Что подавали на стол в средневековой Франции
От погреба до кухни. Что подавали на стол в средневековой Франции

Продолжение увлекательной книги о средневековой пище от Зои Лионидас — лингвиста, переводчика, историка и специалиста по средневековой кухне. Вы когда-нибудь задавались вопросом, какие жизненно важные продукты приходилось закупать средневековым французам в дальних странах? Какие были любимые сладости у бедных и богатых? Какая кухонная утварь была в любом доме — от лачуги до королевского дворца? Пиры и скромные трапезы, крестьянская пища и аристократические деликатесы, дефицитные товары и давно забытые блюда — обо всём этом вам расскажет «От погреба до кухни: что подавали на стол в средневековой Франции». Всё, что вы найдёте в этом издании, впервые публикуется на русском языке, а рецепты из средневековых кулинарных книг переведены со среднефранцузского языка самим автором. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зои Лионидас

Кулинария / Культурология / История / Научно-популярная литература / Дом и досуг