В конце XVI в. в Лондоне начался настоящий театральный бум. В 1576 г. Джеймс Бёрбедж (ок. 1530–1597), столяр по профессии, открыл в лондонском предместье свой «Театр». За ним последовали многие другие, среди них – «Занавес» (1577), «Фортуна» (1600), «Лебедь» (1595) и «Глобус» (1599), прославленный на весь мир благодаря Шекспиру. Посетители внимательно следили за ходом пьесы, но они могли и кричать, и петь, и даже обругать автора вместе с актерами, если пьеса им не нравилась. Театры вмещали от 1500 до 3000 зрителей, в них же находились харчевни и трактиры. Квартал развлечений располагался в Бэнксайде на правом берегу Темзы, тогда еще практически на сельской окраине города. Туда стекалось множество людей, особенно по вечерам – тогда там кипела жизнь и было очень шумно.
Хотя в Лондоне XVI–XVII вв. театр был поистине массовым развлечением, существовали зрелища и более популярные. Например, травля быка и медведя – разновидность боев с участием животных, в ходе которых на медведей, быков, обезьян, лошадей и других животных натравливали агрессивных собак. В крупных городах многих стран были большие арены для подобных зрелищ. Там собирались многие тысячи человек, они делали ставки или просто глазели на жестокое зрелище. Такие арены имелись как в Вене (Хетцтеатр), так и в Берлине (Хетцгартен) или Нюрнберге (Фехтхаус). В 1708 г. в Вене открылся первый театр травли, за ним вскоре последовали другие. Самая большая арена Вены вмещала около 3000 человек. Она была деревянной, имела форму круга, зрители в ней помещались на трех этажах. В сентябре 1796 г. это сооружение полностью сгорело.
Лондонский Медвежий сад располагался в Бэнксайде на южном берегу Темзы, на том же месте, где сейчас находится Коллекция современного искусства галереи Тейт (здание бывшей электростанции). На травлю быка и медведя собирались до 3000 поклонников этого кровавого зрелища, в числе которых регулярно бывали дипломаты и знаменитости. Например, в 1601 г. среди посетителей арены был замечен путешественник и первооткрыватель Уолтер Рейли (ок. 1552–1618). Точная дата открытия сада неизвестна, однако вероятно, что она начала работать в те же годы, когда в Бэнксайде открывались большие театры. По словам очевидца, побывавшего на травле в 1639 г., «там вы можете услышать крики мужчин, лай собак, рев медведей и быков, сливающиеся в дикую, но естественную гармонию». Для верующих пуритан эти кровавые представления были как бельмо на глазу, однако популярность их была так велика, что никто не осмелился даже попытаться закрыть арену. Лишь в 1835 г. травля быка и медведя была запрещена постановлением парламента. Память о шумных и жестоких зрелищах сохранили названия двух улиц на юге современного Лондона, как раз в тех местах, где они происходили, – Беар-гарденс (Медвежьи сады) и Беар-лейн (Медвежий переулок).
Иоганн Вольфганг фон Гёте, король немецких поэтов, был очарован современностью. Вообще шум был ему противен, но в то же время он осознанно фиксировал звучание своей эпохи. Колоссальное впечатление на юного Гёте произвела проходившая в 1764 г. в его родном городе церемония коронации Иосифа II Габсбурга римским королем. 21 марта во Франкфурт торжественно въехал курфюрст Майнцский, один из тех, кому вскоре предстояло избрать будущего короля. «Его встретили пушечными залпами, нередко оглушавшими нас и в последующие дни», – писал Гёте в своих воспоминаниях[62]
[142]. Уже тогда его, четырнадцатилетнего подростка, переполняли эмоции – как и всех прочих зрителей. «Но наивысшего напряжения наше ожидание достигло при вести, что император и будущий король приближаются к нашему городу»[63]. Развевающиеся флаги, празднично украшенные шатры, бесчисленные музыканты стояли по обочинам дороги, по которой процессия двигалась к церкви Св. Варфоломея. Звон колоколов и гром пушек возвестили приближение кронпринца. По мощеным улицам стучали колеса множества карет, цокали копыта лошадей, маршировали гвардейцы и великое множество обычных солдат. Движение процессии сопровождали ликующие возгласы толпы. Беспрерывно звенели литавры и трубили трубы. Это был невероятно впечатляющий спектакль – демонстрация имперских претензий на вселенскую власть. «Богослужение, музыка, торжественные церемонии, зачитывание документов и напутственные речи в соборе, на клиросе и в конклаве – все это заняло столько времени, что до присяги избирательного капитула мы отлично успели перекусить и осушить несколько бутылок вина за здравие монархов – старого и молодого»[64], – вспоминает поэт.