Шум. История человечества. Необыкновенное акустическое путешествие сквозь время и пространство

Шум, поднятый из-за шума, постепенно переходил в плоскость социальных проблем. Интеллектуалы и респектабельные горожане чувствовали угрозу не только со стороны уличной суматохи, но также со стороны городских низов и мигрантов. Мастерские на задних дворах, кричащие уличные торговцы, гуляющие рабочие, мускулистые мужланы создавали много шума и с удовольствием использовали его в качестве оружия против тех, кто имел образование и стоял выше по социальной лестнице. Многие интеллектуалы считали, что ответственность за фабричный шум тоже лежит на рабочих. Им даже в голову не приходило, что подлинными виновниками являются предприниматели. В протест против шума примешивалось все больше страха перед новым, чужеродным, а также перед рабочими, которые требовали учитывать их голос в решении общественных дел.

https://youtu.be/6HzVi-TWekw?si=sudk4XXX2zLMM0_V

26. Сомнительный инструмент

Шарманка и уличные музыканты, XIX в.

Математик Чарльз Бэббидж (1791–1881) вошел в историю благодаря изобретению аналитической машины Analytical Engine, предшественницы современного компьютера. Однако в настоящее время он больше известен своей борьбой с шумом – прежде всего с шарманками, звуки которых доводили его до белого каления. Более 12 лет он препирался с шарманщиками, бродячими музыкантами и местными властями, чтобы остановить поток ненавистных звуков. В конце концов Бэббидж решил пойти на хитрость и скупить все шарманки, чтобы обрести покой. Однако его перехитрили. Прознав о замысле Бэббиджа, шарманщики стали стекаться к его дому, чтобы продать свои старые инструменты как можно дороже. Математик посвятил этим своим мучителям целую главу мемуаров. «У занятых делом людей уличная музыка отнимает время, а музыкальных приводит в ярость, поскольку она невыносимо дурна», – писал он в 1864 г.[248]. Он приводит список «разрешенных государством орудий пытки», которые особенно его раздражают: шарманки, духовые оркестры, фидлы, арфы, спинеты, флажолеты, литавры, волынки, дудочки, барабаны и трубы. К этому перечню он добавляет человеческий голос в самых разнообразных формах, особенно «расхваливание товаров, религиозное хныканье и псалмопение»[249].

«Подобная музыка, – жалуется Бэббидж, – часто беспокоила меня после одиннадцати и даже после двенадцати часов ночи. Однажды целый духовой оркестр играл пять часов кряду, лишь с небольшими перерывами»[250]. Какого накала достигала борьба ученого с шумом, показывает то, что иногда он натравливал на музыкантов полицию и подавал на них в суд. «Один из них, невероятно упрямый и навязчивый тип с шарманкой, однажды дал мне неверный адрес. После того как я добыл настоящий, его около 14 дней разыскивала полиция, но не нашла. Его патрон, узнав о розысках, отправил его путешествовать по стране. Однажды у самой границы я встретил одного из тех молодчиков, которых частенько выпроваживал со своей собственной улицы»[251].

Ожесточение, с которым математик выступал против шума, сделало его притчей во языцех – и целью намеренных акустических атак. Музыканты с женами и детьми забавлялись тем, что начинали преследовать измотанного ученого, стоило ему выйти за порог. Неизвестные подбрасывали к его двери дохлых кошек, били окна, угрожали ему смертью. Время от времени они прибегали к самому страшному своему оружию: приходили к его дому с трубами и литаврами и шумели что было сил.

Другая трагическая фигура в истории шума – шотландский писатель и историк Томас Карлейль (1795–1881). Он получил прекрасное образование и бегло говорил по-немецки. Этот умный и утонченный викторианец состоял в переписке с Гёте и перевел на английский язык многие его сочинения. Он был автором нашумевших биографий Оливера Кромвеля и Фридриха Великого, а также самого, пожалуй, известного сочинения о Французской революции. Однако многим он запомнился прежде всего своей отчаянной и бессмысленной борьбой с шумом своей эпохи, в ходе которой он сделал несчастными тех, кого больше всего любил.

Многочисленные письма свидетельствуют, что Карлейль сильно страдал от окружающего шума. Игра соседки на пианино, крик петуха, лай собак, стук и скрип упряжек и конок, уличные музыканты – все это становилось причиной беспокойных дней, бессонных ночей и проблем со здоровьем. В отчаянии он писал 2 октября 1843 г. своей жене Джейн Уэлш, что «в этом проклятом шуме невозможно писать ни жизнь Кромвеля, ни какую бы то ни было другую книгу»[252]. Джейн тоже расстраивалась – из-за мужа и из-за того, что раздражающий шум опять отравит ему весь день.