Шум падающих вещей

Я встал, выпустил его из рук, он упал на стеклянный столик и слегка подпрыгнул (в конце концов, он был сделан из эластичного материала). При других обстоятельствах этот звук мог бы меня позабавить, но не тогда и не там. Аура взяла меня под руку.

– Антонио, в этом нет ничего такого. Он для нас с тобой.

– Нет, не для нас.

– С тобой случилось несчастье, ничего в этом нет, я люблю тебя, – говорила Аура. – Ничего, это все ничего, мы же с тобой вместе.

Фиолетовый вибратор, или утешитель, затерялся на столе среди пепельниц, подставок под стаканы и книг, выбранных исключительно Аурой: «Колумбия с высоты птичьего полета», объемная монография, посвященная Хосе Селестино Мутису[37], и недавно опубликованный альбом аргентинского фотографа с видами Парижа (его Аура не выбирала, ей его подарили). Я почувствовал стыд, детский и абсурдный.

– Так тебе нужно утешение? – спросил я.

Тон мой удивил даже меня самого.

– Что?

– Это же утешитель. Тебе нужно утешение?

– Не надо, Антонио. Мы же вместе. С тобой произошло несчастье, но мы вместе.

– Это только со мной оно произошло, не будь идиоткой, – сказал я. – Это в меня стреляли.

Я немного успокоился.

– Прости, – сказал я. – Мне врач сказал…

– Но ведь уже три года прошло.

– Он сказал не беспокоиться, сказал, тело само умеет восстанавливаться.

– Три года, Антонио. Сейчас проблема уже в чем-то другом. Я люблю тебя, мы вместе.

Я ничего не ответил.

– Мы найдем способ, – сказала Аура.

Я ничего не ответил.

– Столько есть пар… Мы же с тобой не единственные.

Но я ничего не ответил. Видимо, где-то перегорела лампочка, в гостиной стало чуть темнее. Диван, оба стула и единственная картина – Сатурнино Рамирес, пара бильярдистов, играющих по какой-то необъяснимой причине в темных очках, – вдруг стали менее четкими. Я ощутил усталость и потребность в болеутоляющем. Аура снова села на диван, она закрыла лицо руками, но, похоже, не плакала.

– Я думала, ты будешь за, – сказала она. – Что я хорошо придумала.

Я развернулся и вышел, оставив ее в комнате одну, возможно, даже на середине фразы. Я заперся в ванной. В узком синем шкафчике нашарил таблетки, белую пластиковую баночку с красной крышкой, которую Летисия основательно пожевала и даже умудрилась сломать, к нашему с Аурой ужасу (в конце концов оказалось, что таблеток, спрятанных под слоем ваты, она не нашла, но девочка двух-трех лет находится в опасности постоянно, весь мир для нее – это одна большая опасность). Я принял три таблетки, запив их водой из-под крана; доза была больше рекомендуемой и рекомендованной, но мои размеры и вес позволяют мне слегка злоупотреблять, когда боль очень сильна. Потом я долго стоял под душем, это всегда приносит мне облегчение. Когда я вернулся в спальню, Аура уже спала или притворялась, что спит, так что я постарался не разбудить ее или же не нарушить столь удобной иллюзии. Я разделся и лег рядом, но спиной к ней, и тут же отключился: сон словно обрушился на меня.

Было очень рано, особенно для Страстной пятницы, когда я вышел из дома на следующее утро. Свет еще не успел заполнить квартиру. Мне хотелось думать, что именно из-за этого, из-за всеобщей сонливости, витающей в воздухе, я не стал никого будить, чтобы попрощаться. Вибратор по-прежнему лежал на столике в гостиной, пластиковый и яркий, словно игрушка, брошенная Летисией.

В Альто-де-Триго на дорогу, словно сбившееся с пути облако, спустился густой туман, и почти нулевая видимость заставила меня сбросить скорость, так что даже местные жительницы на велосипедах стали меня обгонять. Туман собирался на стекле, словно роса, мне пришлось включить дворники, хоть дождя и не было, и силуэты – машина передо мной, пара солдат с одинаково вскинутыми автоматами по обе стороны дороги, навьюченный осел – постепенно проступали в этом молочном вареве, не пропускавшем свет. Я подумал о низко летающих самолетах («на себя, на себя, на себя»), о тумане и об аварии в Эль-Табласо[38], но не смог вспомнить, была ли ей виной плохая видимость на этих предательских высотах. В Гуадуасе туман рассеялся так же внезапно, как и появился, небо внезапно очистилось, и волна жары преобразила день взрывом растительности и запахов, на обочине стали появляться лотки с фруктами. Я вспотел. Открыв окно, чтобы купить у уличного продавца пива, которое потихоньку нагревалось в ящике со льдом, я почувствовал, как стекла моих темных очков заволокло пеленой. Но больше всего меня раздражал пот. Поры моего тела внезапно полностью завладели моим вниманием.