И Шура вновь отдалась ощущениям, от которых так долго бежала, но по которым так безмерно скучала. Мужчина делился с ней теплом своего тела и языком любви, полным преданности и блаженства, переполняя ее радостью, надеждой и верой в любовь. Впервые за долгое время Шура плакала не от горя, а от счастья. «Боже! – думала она, пока они занимались любовью. – Боже, пусть это никогда не закончится!»
Париж наконец оправдывал звание «города любви». Впервые за все время, что жила здесь, Шура разглядела красоту этого места. Город делился с ней любовью – у нее были любимая работа, любимое окружение, любимый мужчина, – и она дарила ему ответную любовь.
Теперь она могла написать обо всем Тиночке. Как же обрадуется сестра! Шура поделилась с ней своими переживаниями и рассказала о Кате, однако не сообщила о своих отношениях с Павлом. Сперва она хотела вскользь упомянуть о мужчине, но в конце концов передумала. Разве так сообщают серьезные новости? Она решила отложить их до следующего письма.
Дописав, она положила письмо на стопку написанных ранее и пошла в спальню, чтобы собрать сумку. Открыв шкаф, она увидела висевшие слева вещи Павла, и это согрело ее. Он оставил у нее несколько рубашек, брюк и халатов. Шура, улыбнувшись, провела по ним ладонью. Впервые после Сеита она делит шкаф с мужчиной. Их с Аленом вещи никогда не висели в одном шкафу. Взяв рубашку Павла в руки и понюхав ее, она внезапно осознала, что получает удовольствие от его незримого присутствия. А ведь раньше этот шкаф принадлежал только ей: там висели ее платья, юбки, хранились туфли и чулки, но теперь… Теперь она делилась этим сакральным пространством с другим человеком, и это нравилось ей. Но так ли?
Шура, несколько озадаченная этой мыслью, присела на край кровати и начала рассуждать, почему же она до сих пор не рассказала о Павле Тине.
«Что со мной? – вопрошала она. – Разве я не счастлива? Я люблю его, и любовь эта взаимна». Но затем все встало на свои места. Она ведь жила одна все это время. Никто не врывался в ее мир, не открывал ее шкаф и не оставлял там свои вещи. Ни у кого не было ключей от ее квартиры. Она одна уходила на работу и одна возвращалась. Одна, запертая в четырех стенах. И все принадлежало только ей. Разве не надлежит ей теперь разделить с Павлом не только счастье, но и пространство?
Она никак не могла понять, отчего же ей так сложно впустить Павла в свой мир и освободить ему как можно больше места. Что-то мешало ей. Внезапно Шура осознала, что потеряла душевное спокойствие, которое обрела утром. Да, она была счастлива и с нетерпением ждала встречи с возлюбленным, чтобы поужинать с ним, обнять его и лечь спать в ожидании его любви, однако что-то все же смущало ее и медленно разрушало магию этих отношений.
Возможно, она сама лишила себя покоя. Шура решила больше не вмешиваться в ход событий и оставить все как есть. Ее радовало то, что близость с Павлом отличалась от той близости, которую она переживала с Сеитом. Ей казалось, что еще одна бурная и всепоглощающая любовь сломила бы ее.
Шура положила письма в сумочку и надела пальто. Нацепив шляпку, она посмотрела на себя в зеркало. На нее глядела счастливая женщина. Ах, все оказалось так просто! Увлекшись размышлениями о своих отношениях, она позабыла о том, как они начались. Разумеется, начались они хорошо. Без принуждения, без флирта, без подготовки, но хорошо. Они походили на снежный сугроб, обледеневший под натиском непогоды, а затем растаявший под теплыми каплями весеннего дождя. И дождь этот смыл ее тревоги, ее заботы, ее суету и пробудил в ней трепетные чувства, сладкое любовное опьянение, приносившее безграничное удовольствие. Ее поражало: независимость и свобода делали ее сильной, но то же делала и любовь. И Шура очень хотела всецело отдаться этому позабытому чувству. Но чтобы принять и взрастить в себе эту любовь, в которую она окунулась без оглядки, не успев ничего обдумать, ей следовало отбросить прошлое, отбросить свои оборванные воспоминания и мечты и просто быть счастливой. Разве не может она прожить с Павлом всю жизнь, сохраняя в отношениях ощущение вечной весны? Той весны и того дня, когда они познакомились.
Шура недолго раздумывала, где отмечать день своего рождения. Люсия предлагала устроить вечеринку в ее доме, однако молодая женщина хотела сначала связаться с братьями. К сожалению, те не смогли отпроситься с работы, а Маргарита вовсю работала над новым платьем. Шуру огорчил их отказ, но обижаться она не стала, так как прекрасно понимала, как трудно живется семейству Лысенко.
Пятнадцатого апреля Люсия позвонила ей и своим обычным деловым тоном сообщила о своих планах:
– Жду тебя завтра в восемь тридцать, Шурочка. Только не приходи раньше!
– Хорошо, Люсия, дорогая. Ты ведь меня уже предупреждала.
Шура догадывалась, что подруга пригласила огромное множество знакомых и незнакомых ей людей. Она не возражала – сюрпризы ей нравились.
– Ты будешь одна? – непринужденно поинтересовалась Люсия.