Шура. Париж 1924 – 1926

Подошло время ужина. Отец пил, но не пьянел. Даже вдруг пришел в веселое расположение духа. Катя подала ужин – рыба, черный хлеб, мед – все его любимые блюда. (Только сейчас я поняла – тот ужин был «ужином приговоренного». Перед казнью приговоренному принято давать любимую еду. Отец точно знал – это последний ужин.)

Отец ушел в спальню переодеться. Позвал меня. (Я отметила, что он выбрал самую лучшую свою рубашку – шелковую, с голубыми васильками, – ее вышивала Александра Федоровна.)

Отец стоял у раскрытого бюро. Я увидела пачку ассигнаций.

– Это твое приданое – три тысячи рублей, – сказал отец.

Около семи часов раздался звонок в дверь. Пришел Александр Дмитриевич Протопопов – министр внутренних дел, часто навещавший нас.

Вид у него был подавленный. Он попросил нас с Варей выйти, чтобы поговорить с отцом наедине. Мы вышли, но через дверь слышали все.

– Григорий Ефимович, тебя хотят убить.

– Знаю.

– Я советовал бы тебе несколько дней не выходить из дома. Здесь ты в безопасности.

– Не могу.

– Отмени все встречи.

– Поздно.

– Ну так скажи мне, по крайней мере, куда ты собрался.

– Нет. Это не моя тайна.

– Ты не понимаешь, насколько серьезно твое положение. Весьма влиятельные особы замыслили посадить на трон царевича и назначить регентом великого князя Николая Николаевича. А тебя либо сошлют в Сибирь, либо казнят. Я знаю заговорщиков, но сейчас не могу назвать. Все, что я могу, – удвоить охрану в Царском Селе. Может, ты сегодня все же останешься дома? Подумай. Твоя жизнь нужна их величествам.

– Ладно.

Когда Протопопов ушел, отец сказал, ни к кому не обращаясь:

– Я умру, когда Богу будет угодно.

Потом около часа мы сидели в столовой. По просьбе отца я читала Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…» И отец толковал: «И Слово было плотию и обитало с нами».

Часы в прихожей пробили десять. Отец поцеловал Варю, потом меня, пожелал доброй ночи, потом отослал нас спать. Они с Катей поговорили еще, вспомнили о прежней жизни в Покровском, о купаниях и рыбалке на Туре, о хозяйстве.

Я не могла уснуть. Меня заполнял страх. Когда часы пробили одиннадцать, Катя тоже легла спать. Вскоре дом погрузился в тишину, нарушаемую тиканьем часов, отсчитывающих последний час жизни моего отца в доме номер 64 по Гороховой улице.

В назначенный час отец вышел из дома. Его ждал присланный Юсуповым автомобиль.

Круг замкнулся.

Теперь никто из нас уже не мог помочь отцу[9].