Шура. Париж 1924 – 1926

– Это очень хорошо, – облегченно выдохнул Николай. – Наша сестренка просто умница! Прости, дорогая, но, когда ты упомянула большевиков, я сразу подумал о худшем.

– И я, – согласился Владимир.

– Господа, – вмешалась Татьяна, – Шура уже давно не маленькая девочка. Она много лет прожила без вас, разве не так? Честно говоря, я удивлена, что вы сомневаетесь в ней.

– Мы ничуть в ней не сомневаемся, – отозвался ее муж. – Но как доверять большевикам и тем, кто с ними связан? Уж лучше пусть мы никогда не увидим ни нашу мать, ни нашу дочь, чем позволим советскому режиму похоронить их заживо.

– Не переживайте, – заверила их Шура. – Я была очень осторожна, а с этого момента стану еще осторожнее.

– Мы тебе верим, – сказал Николай, словно пытаясь отвлечь сестру от ее планов. – Дорогая, мы, твои братья, не смогли должным образом поддержать тебя в этой борьбе. Несмотря на это, ты пытаешься спасти и нашу мать, и нашу дочь, и нашу сестру. Давайте выпьем за ангельское сердце Шуры! И за ангельское сердце Тины, которая помогает нам из Стамбула! За них!

Снова раздался звон бокалов. Шура внезапно осознала, что, находясь рядом с братьями, больше не чувствует себя маленькой кисловодской девочкой. Годы, опутанные переживаниями и потерями, теперь сделали ее не младшей сестренкой, а другом. Вспомнив Кисловодск, она вспомнила и утреннюю встречу.

– Кстати… – сказала она. – Гайто передал вам всем привет.

– Газданов? – переспросил Владимир.

– Помнишь его?

– А, да. Я слышал, что он в Париже.

– Я не помню. Кто это? – спросил Николай.

– Он тоже из белых, – пояснил Вова. – Вы знакомы заочно. Где ты встретила его, Шура?

– В Париже, на вокзале. Должно быть, он откуда-то приехал.

– Скорее, ниоткуда.

– Как так?

– Недавно в церкви я встретил одного знакомого, тот навещал родственников в Париже, и он упомянул Гайто Газданова. Они вместе работали на заводе в Булонь-Бийанкуре. Он сказал, что Гайто работал носильщиком, уборщиком локомотивов и на заводе по производству деталей, но в последнее время остался без работы. Ему приходится жить на улице – у него нет ни дома, ни денег.

Шура внезапно почувствовала угрызения совести – так вот почему Гайто не хотел разговаривать с ней. А ведь она могла ему помочь!

– Если бы я только знала…

– Ты все равно не смогла бы ему помочь, – сказал Владимир. – Он слишком горд. Возможно, он предположил, что ты ничего не знаешь о его положении, и только поэтому заговорил с тобой.

– Странно. Когда я спросила у него, продолжает ли он писать, он ответил, что пишет, когда у него появляется время.

– А что ему оставалось? Ведь не скажет же он, что пишет голодный, бродя по закоулкам и ночуя под мостом? Если он продолжает писать, о чем я не знал, то, значит, у него теперь есть на это время.

– Мне очень жаль, – пробормотала Шура.

Татьяна тем временем поняла, что ей пора разрядить атмосферу.

– Шурочка, расскажи нам о своей работе! С кем ты видишься? Уверена, ты знаешь то, чего не знаем мы.

– Ах, точно. Не знаю, как здесь, но Париж богат на сплетни. Особенно среди белых эмигрантов. Самое забавное в моей работе то, что все делятся друг с другом новостями так, будто о них знают только они.

– Вот так тайны, – улыбнулась Маргарита. – Чем больше людей знают секрет, тем секретнее он становится.

– К слову, вы не поверите, кого я встретила в Париже!

– Кого? – Все с интересом обернулись к ней.

– Марию Распутину, – сказала Шура, но не увидела реакции, какую ожидала получить.

– Мы знаем, – отмахнулась Маргарита. – Вове все рассказал его знакомый из церкви.

– Да кто же это такой? – рассмеялась Шура. – Всех он знает!

– Он бывший белогвардейский офицер, тоже работал на заводе в Бийанкуре. Там же трудился муж Распутиной, Борис Соловьев. У них две маленькие дочери трех и пяти лет.

– Не могу поверить, что Соловьеву пришлось пойти на завод.

– Пришлось, – сказала Татьяна. – Он предатель. Убийца. Я считаю, что он тоже причастен к убийству Романовых. Если бы он использовал данные ему императрицей драгоценности по назначению, то, возможно, спас бы их. Возможно, они бы сейчас были живы. – Голос Татьяны задрожал, и она, поджав губы, заплакала.

– До сих пор нет точной информации об их смерти, Таня, – сказала Маргарита. – Возможно, царь и его семья где-то скрываются.

– Боюсь, ты надеешься напрасно, – покачал головой Николай. – Ты ведь знаешь, что нашим в Екатеринбурге удалось поймать одного из злодеев, признавшегося в убийстве царской семьи, – Павла Медведева. Если бы большевики не знали, где они, то он бы не признался.

– А вы знаете, что Петр Войков, один из тех, кто принимал решение о расстреле, получил назначение в Варшаву? – спросил Владимир. – Не удивлюсь, если скоро его переведут в Париж.

– Неужели вы действительно верите, что убийцы действовали самостоятельно, независимо от Москвы? – поинтересовалась Шура.