Шура. Париж 1924 – 1926

– В тысяча восемьсот пятьдесят девятом году здесь проживало более сорока пяти тысяч русских, – сказал Николай. – Помимо этого, вдовствующая императрица Мария Федоровна прибыла сюда еще в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году. Думаю, это тоже сыграло свою роль – она хотела почтить память скончавшегося здесь цесаревича Николая Александровича.

Рассматривая собор, Шура вспоминала экскурсию по Москве с Сеитом много лет назад и то, как он без устали рассказывал ей о зданиях и церквях, мимо которых они проезжали.

– Должно быть, эта церковь помогает вам чувствовать себя как дома, – сказала она, но тут же поняла, что вновь затронула очень деликатную тему.

Никто не хотел ворошить прошлое. К счастью, все снова промолчали. Шура не знала, известно ли ее братьям о Сеите. До сих пор она ни разу не упоминала его в письмах. Даже если Тина и писала им о нем, то, скорее всего, Владимир и Николай предпочитали хранить вежливое молчание. Или, возможно, действительно ничего не знали.

Когда автомобильная часть экскурсии закончилась, братья Лысенко, оставив машину, продолжили знакомить Шуру со Старым городом. Сначала они прошлись по площади Россетти, затем дошли до площади Массена, где в тот день проходила цветочная выставка, и, наконец, остановились на рынке Кур-Салея, где вплотную одна к другой ютились десятки продуктовых лавок.

– На сегодня мы запланировали типичный ниццианский обед, – сказала Татьяна. – Мы возьмем еду и напитки и поедем на пляж. Как тебе такая идея, Шура?

Та радостно захлопала в ладоши:

– Это прекрасно! Лучше и быть не может!

– Здесь тоже много хороших мест, в которых можно перекусить, но мы подумали, что было бы жалко провести такой день в помещении.

Вскоре они уже сидели на пляже, находившемся в пяти минутах от их дома, разложив на покрывале вино и угощения.

– Жаль, что вечером ты уже уезжаешь, – сказала ей Маргарита.

– Я бы с удовольствием погостила подольше, – ответила Шура. – Но в пятницу днем я должна быть в IRFE. Хорошо, что меня отпустили хотя бы на эти два дня. Но я вернусь при первой же возможности, обещаю. Будет очень хорошо, если и вы сумеете вырваться в Париж.

– Вове и Коле очень трудно отпроситься одновременно. В этот раз у них каким-то чудом это получилось. Они меняются друг с другом дневными и ночными дежурствами.

– Да, – кивнул Николай, бросавший в море гальку. В ладони у него лежала еще горстка камней. – Я все эти годы учился в королевских академиях, был офицером, сражался сначала на фронте с немцами, потом – с красными, а что делаю сейчас? Работаю в такси.

Владимир, решив, что это может обидеть Шуру, прибавил:

– Но работа чистая, мы не жалуемся.

За то короткое время, что она провела в компании братьев, Шура поняла, что Николай стал пить гораздо больше, чем раньше. Даже сейчас он сидел, опустошая бокал за бокалом, и с каждым глотком становясь все грустнее. Молодая женщина знала, насколько изнурительной была такая работа для ее здоровых и красивых братьев, однако очевидно, что их души страдали от происходившего гораздо сильнее, чем тела.

– Ничего, дорогой, – сказала Шура. – Главное, что мы живы и здоровы. Слава богу, у нас есть работа, а значит, есть желания и мечты.

– Не знаю, как у тебя, Шурочка, – отозвался Николай, – а у меня мечтаний больше не осталось.

– К чему этот пессимизм? – вмешалась Татьяна. – Да к тому же в такой прекрасный день, когда мы все собрались вместе.

– Не обращайте внимания… Я просто так сказал.

Владимир хотел что-то сказать брату, но жена жестом попросила его замолчать, и он ей подчинился.

– Кто-нибудь еще хочет бутерброд с ветчиной? – как можно веселее спросила Маргарита. Ее вопрос избавил их от неловкого молчания. Все, кроме Николая, взяли по бутерброду.